Отверженный дух

— Вы не волнуйтесь, ничего страшного, — впервые за этот вечер Фабиенн взглянула мне прямо в глаза, и я понял, что она догадалась о моем умысле. Кажется, впервые во взгляде ее мелькнуло нечто, похожее на интерес; впрочем, искорка была слишком слабой, чтобы я мог принять ее за первый знак дружеского расположения.

Кофе подали в комнату, которую Арнольд назвал «ланжем». Он выставил на стол бренди с сигарами, затем, взглянув на часы, извинился и вышел. Женщины переглянулись.

— Как поживает папа Льюис? — насмешливо поинтересовалась Вайолет, размешивая сахар в чашечке.

— Арнольд каждый вечер звонит отцу; так уж у них заведено, — объяснила мне Фабиенн; вопрос повис в воздухе.

— Ну что, какие новости? — снова спросила Вайолет, когда Арнольд вернулся. Мне показалось, что он чем-то сильно взволнован: бутыль с остатками бренди ходуном ходила в его руках.

— Папа всем передает огромный привет. Я сказал ему, что ты у нас, — улыбнулся он в мою сторону и добавил, обращаясь к жене, — он хотел поговорить с Доминик-Джоном.

— Но ты же не стал будить мальчика? — в ужасе воскликнула Вайолет.

— Конечно, не стал, — ответила Фабиенн за мужа. Она поднялась, взяла с камина фарфоровую шкатулочку и вытряхнула что-то оттуда себе на ладонь.

— Вот, опять ты забыл… как всегда.

— Какая ты у меня заботливая, — он проглотил таблетку и зачем-то повернулся ко мне с самодовольной ухмылкой, — спасибо тебе — за все твое долготерпение.

И вновь я заметил, как дрожит, опускаясь, его рука.

— Кажется, пора уже приглашать тебе няню.

Сами по себе слова эти были брошены как бы невзначай, но тон их меня удивил. Нет, подумал я, в лабиринте супружеских взаимоотношений постороннему делать нечего: тут сам черт ногу сломит. Весь вечер — холодное равнодушие, почти жестокость, и вот — гляди-ка, то ли сигнал, то ли знак, во всяком случае, явный намек на что-то, известное лишь им двоим.

Вайолет быстро поднялась и объявила, что ей пора спать.

— Завтра утром с Доми позавтракаем — и сразу к бабушке.

Вслед за ней вышла и Фабиенн.

— Вайолет так добра. Если бы ты знал, сколь многим мы ей обязаны. — За свою недавнюю грубость с мисс Эндрюс он, похоже, решил извиниться передо мной.

— Она все еще преподает? — спросил я без особого интереса.

— Да, но уже не в школе. Старое место она оставила — условия не устраивали, платили мало — и теперь занимается с нашим Доминик-Джоном. А нам — что же, очень удобно: куда лучше, чем держать в доме незнакомого человека, — добавил он с чисто льюисовской рассудительностью и поднялся, чтобы наполнить мне стакан.

— Вот ты и встретился, наконец, с Фабиенн. — Лицо его сияло, он явно ждал поздравлений. Радуясь про себя, что момент этот не наступил чуть раньше, я пробормотал нечто невразумительное, чем Арнольд, впрочем, остался вполне удовлетворен.

— Что же ты-то все никак не женишься, а, старина? — спросил он с искренним участием.

Пришлось пуститься в пространные объяснения о том, что жизнь, в общем, до недавнего времени и без супруги складывалась сносно, но что сейчас, после смерти отца и брата, придется, видимо, об этом подумать — хотя бы ради сохранения титула. Арнольд слушал, посмеиваясь.

Затем мы стали вспоминать о войне. Будучи уже в Лондоне, мой друг, оказывается, вступил в отряд гражданской и противовоздушной обороны, участвовал в рейдах по Ист-Энду и Пикадилли — одним словом, понюхал пороху, и ничуть не меньше, чем я под Гамбургом. Когда я спросил, не страшно ли было, он рассмеялся:

— Страшно до чертиков!

— Изувеченные тела… Это ужасно! — я не сомневался ни на секунду, что мы с ним говорим об одном и том же.

Арнольд бросил на меня странный, почти остекленевший взгляд.

— Правда? Вполне возможно. Не помню, чтобы я задумывался об этом.

2

— Надеюсь, ты не будешь возражать, — он распахнул передо мной дверь на площадке второго этажа, — если мы поместим тебя вот тут, в моем кабинете? Нет, меня ты этим нисколько не стеснишь, — добавил он поспешно, — тем более, я сам виноват: когда приглашал тебя, совсем забыл, что у нас ведь одна комната для гостей ремонтируется, а другая отдана Вайолет. Фабиенн предлагала повременить немного с твоим приездом, но я решил — нет уж: такая встреча, после стольких лет!..

— Ну конечно, нужно было повременить, — начал было я, — сколько у вас хлопот из-за меня…

Он нетерпеливо отмахнулся.

— Летом я все равно сплю в другой комнате, мы называем ее «речной». Живописнейший вид открывается из окна: водная гладь, и тут же этот пресловутый «садик», — он рассмеялся, но вдруг помрачнел, — такое уж у нее хобби: все жилы вытягивает. Устал я с ней спорить об этом: все равно бесполезно — только нервы друг другу портим… Ну да ладно, спи спокойно. Ванная — вон там, а тут — найдется, что почитать на ночь.

И он широким жестом обвел книжные полки, которыми сплошь были заставлены стены, от пола и до потолка.

— И снова мы с тобой вместе. Здорово, а, Баффер? — по старой привычке он положил мне на плечо руку. — А Фабиенн ты — ну просто-таки очаровал.