Отверженный VI: Эльфийский Петербург (СИ)

— Александр Петрович, не забывайте, что я судья! И я неплохо разбираюсь в законах. Поверьте, всё, что мне можно инкриминировать в этой ситуации — это нарушение профессиональной этики, всё же Константин Петрович был осуждённым за госизмену, а я председателем Конституционного суда. За такое можно лишиться должности, но не более. А с должности я уже ушёл. Что же касается стирания памяти Дроздову, Клим Георгиевич дал письменное согласие на любое воздействие, без указания подробностей. Стирание памяти очень хорошо подходит под определение «любое». Поэтому давайте уже оставим эту тему. Вы пригласили меня, чтобы спросить, стирал ли я память Дроздову? Я ответил, что стирал. Могу я Вам ещё чем-нибудь помочь?

— Вы не ответили на другой мой вопрос: просьба магистра «Русского эльфийского ордена» так много для Вас значила?

— Скажем так, я не смог отказать. Я никогда не разделял идеи ордена, о чём не раз говорил и Константину Романовичу, и его товарищам. Но я всегда уважал Седова-Белозерского, очень уважал. И я, как эльф, просто не мог не выполнить его последней просьбы.

— Последней? А почему Вы решили, что она будет последней? У заговорщиков было право на помилование, и я собирался их в итоге помиловать. Почему последней?

— Не стоит пытаться поймать меня на неосторожном слове. Лучше прочтите письмо, в нём Константин Романович пишет, что у него есть ко мне последняя просьба. Так и написал. Я решил, что он просто больше не собирается меня ни о чём просить. Надеюсь, теперь я ответил на все Ваши вопросы?

Сказав это, Каменский улыбнулся — открыто, уверенно, дерзко. Но кесарь не собирался сдаваться.

— Вы понимаете, Леонид Васильевич, что в результате Ваших действий, мы получили гражданскую войну? — задал Романов довольно провокационный вопрос, способный сильно повысить градус беседы. — Утративший часть воспоминаний Дроздов начал рассказывать всем, что Седов-Белозерский мечтал о помиловании, а его убили федералы в камере. А ведь это не так, и Вы это понимаете. Гордыня и навязчивые идеи заставили Седова-Белозерского и его товарищей пойти на массовое самоубийство с целью спровоцировать Петербург на протесты. И Дроздов помогал руководителям эльфийского ордена договориться о дате и времени этого самоубийства. Но он этого не помнит! И всё благодаря Вам!

— Вполне допускаю такой вариант со стороны Константина Романовича, — неожиданно согласился Каменский, нисколько не обидевшись на косвенное обвинение в причастности к развязыванию гражданской войны. — Но я не думаю, что причина конфликта между Петербургом и Новгородом в этом. Возмущение петербуржцев из-за гибели уважаемых эльфийских аристократов могло стать поводом для начала противостояния, и это им стало, но никак не причиной войны.

— Можно сколько угодно рассуждать, что было поводом, а что причиной, но в итоге мы имеем то, что имеем — в стране идёт гражданская война, которая уносит сотни жизней людей и эльфов!

— Мне жаль.

— И всё? Вам просто жаль, и всё?

— А что Вы от меня хотите, Александр Петрович?

— Я хочу, чтоб Вы помогли мне остановить войну.

— Мы уже один раз разговаривали с Вами на эту тему, я не хочу лезть в политику. Да и не обладаю я таким авторитетом в Петербурге, чтобы как-то на это всё повлиять.

— Я сейчас говорю про другое. Верните Дроздову стёртые воспоминания, это поможет остановить войну, — сказал Романов.

— Извините, но я не могу, — ответил Каменский и развёл руками, выражая этим то ли сожаление, то ли безразличие.

— Можете, Леонид Васильевич, я знаю. Только Вы и можете.

— Я не про навык, Александр Петрович, а про моральные ограничения. Я не могу вернуть память Дроздову, потому что просьба Константина Романовича её стереть была, как оказалось, действительно последней просьбой уважаемого мной эльфа.

— Моральные ограничения и принципы — это хорошо, — согласился кесарь. — Только скажите мне, на Вас морально не давит понимание того, что ни в чём не повинные эльфы и люди гибнут, хотя Вы можете это всё остановить?

— Нет, это на меня не давит, — спокойно ответил Каменский. — А вот Вы пытаетесь сейчас надавить.

— Ни в коем случае! Я лишь пытаюсь спасти жизни эльфов и людей.

— Опять давите.

— Ну разве что совсем немного. Работа у меня такая, Леонид Васильевич — заботиться о гражданах Российской Федерации. И у Вас была такая же ещё недавно. Жаль, что Вы об этом забыли сразу же после отставки.

— Вы уже начинаете переходить границы, Александр Петрович, — нахмурившись, произнёс Каменский.

— Ну разве что совсем немного. Работа у меня такая, — повторил свою фразу Романов и уже в лоб задал Каменскому вопрос: — Вы поможете мне остановить гибель эльфов и орков?

В кабинете наступила гнетущая тишина. Кесарь, которому было нечего терять, вызывающе смотрел на гостя; Каменский хмурился и не спешил отвечать. Пауза затягивалась. В итоге Леонид Васильевич, понимая, что хоть что-то ответить надо, решил ответить вопросом на вопрос:

— А почему Вы думаете, что восстановление памяти Дроздову остановит войну? Откуда у Вас такая уверенность?