Отверзи ми двери

Как она попала к нему, почему именно сегодня утром?.. Да, Костя!.. Но почему именно Костя принес, оставил, а сам... "Откуда ты знаешь, как и через кого т о приходит?" - огорошил сам себя Лев Ильич и ему жарко стало от радости, счастья, вернувшегося вдруг к нему. Он лихорадочно листал книгу - вон оно, место о предельном отчаянии: "Я не знаю, есть ли Истина или нет ее, читал он. - Но я всем нутром ощущаю, что н е могу без нее..." Свою судьбу, разум, душу, требование достоверности - все вручаю в руки самой Истины, ради нее отказываюсь от доказательств. Ибо если нет ее - деваться некуда... О! он знал уже это, почувствовал - и то, что ему некуда деваться, если ее нет, и свою отчаянную готовность, решимость отдать ей все - все, что у него было. "А готов ты к этому?" - спросил его кто-то в его собственной душе. Но он отмахнулся, затопил в себе этот смешок...

Перед лицом вечности все должно разоблачиться, - читал он, - стать нагим еще Харон это знал! - оставить богатство, красоту, гордость, презрение к людям, человеческое высокомерие, почести, ученый вздор, невежество, пустословие, умствование, суету мелочей... Все, что своим источником имеет не Бога, корни чего не питаются влагой вечной жизни, что внутренне осуждено уже своим несоответствием с Истиной, всему этому все равно грозит вечное уничтожение - огонь второй смерти. И работа эта должна идти еще при жизни - не встречи же с Хароном дожидаться, поздно будет! Сеющий ветер грехов пожнет в том веке бурю, ибо одно и то же пламя светит и греет одним, а других жжет и изобличает своим светом...

Неужели тебе не стыдно, - читал Лев Ильич, обращенные прямо к нему слова, - неужели ты не можешь отрешиться от субъективного, забыть о себе, не поймешь, что надо отдаться объективному? Ты хнычешь, жалуешься, будто кто-то обязан удовлетворить твоим потребностям, ибо ты не можешь жить без того и сего. Ну и что - не можешь жить - умирай, истеки кровью, но живи - объективно, не ищи себе условий жизни, тверд будь, закален будь, живи в чистом, горнем воздухе, в прозрачности вершин, а не в духоте преющих долин, где в пыли роются куры и в грязи валяются свиньи. Стыдно!..

Лев Ильич поднял руки к горящим щекам, потом нашарил спички и первый раз сегодня закурил. Что он, верно, все жалуется и хнычет, не может жить без того и сего - умри тогда, истеки кровью, или копошись в грязи и в пыли, коль не стыдно... Есть два пути, - читал он, - один жизнь, а другой - смерть и между ними большая разница. А зло не что иное, как духовное искривление, грех - все, что ведет к таковому. Или другими словами: грех - беззаконие, ибо Закон и Порядок дан твари Господом. Личность, самоутверждаясь, противопоставляет себя Богу - тут источник дробления, распадения, соблазн растления, в котором нет ничего положительного, потерянность: не "я" делаю, а со мной происходит, земля швыряется под ногами, все оказывается свободным во мне и вне меня - все кроме меня, вот оно что! Отсюда извращение и нравственной и телесной жизни. Рак греховной язвой разъедает душу, до сердца не доберешься, оно уже не способно воспринять Истину, как в стальном панцыре, не достучишься. Грех и есть по-своему, сатана - по своему. Грех непременно нечто рассудочное - парадокс, что ли? - рассудок в рассудке. Дьявол, Мефистофель - голая рассудочность - все делается плоским и пошлым. Не зря ж и интеллигент на словах любит мир, а на деле ненавидит именно конкретную жизнь, повсюду видит только искусственность, лишь формулы и понятия. Поэтому он стыдится еды, не вкушает, но лопает - это всего лишь физиология, отсюда цинизм - стыдятся, но делают! Нет спокойствия, мира, только смятенность и тяжесть - вот она, безблагодатность души, неблагодарность к жизни, бесценному дару Божию, стремление все переделать по-своему - сады, нравы, государство, религию... Дух же Святый открывает Себя в способности видеть красоту во всем - именно в конкретной жизни! - вот что значит "воскресение до всеобщего воскресения"! - в природе, во всей твари.