Лось только руками развел. Сам уже в полноценного рубаку превратился, а все еще строит из себя высокоморального посланца из будущего. Да ты сам себя слышал?
– Запишись в общество «Долой Стыд!» вместе со своей женушкой. Вам там самое место.
– Это в нудисты, что ли? – Паша хоть оставил в покое ухват, а то как–то неудобно спорить.
– Именно туда.
– А в зубы?
– А в рыло?
Паша окончательно обиделся и врезал товарищу по уху. Лось тряхнул головой и попытался вышибить противнику пару зубов, впрочем, безуспешно.
– Вы с ума сошли?! – а вот и жена. С браунингом, и как–то непонятно целится.
– Еще нет, – Лось тяжело вздохнул.
Паша чувствовал себя полным дураком. Кинулся на человека с кулаками, хорошо еще, что не убил. А сам что ляпнул? И кто он после этого?
– Был не прав, извини, – Лось смотрел куда–то вбок.
– Извинения принимаются.
И поскольку делать было особо нечего, а жене причину ссоры объяснять не хотелось, прогрессоры решили пойти в гости к Нечипоруку.
Нечипорук был загадкой природы – вот ему приказали довезти живым какого–то большевика, а он что сделал? Как голову отрубленную допрашивать, люди добрые? А счетовод Пантелеймонов – да, это был шпион, да самый настоящий деникинский шпион. Так он что придумал – дать Нечипоруку взятку за свою свободу. Тот, не будь дурак, деньги взял, выпустил счетовода, да и выстрелил ему в спину. И что тут скажешь? Да и про жинку свою Нечипорук молчал, хотя она у него явно была – малому лет шесть или семь, такая же паскуда, как и отец. А теперь у него в огороде еще одно дите копошится, помладше на год, такое же шкодливое, як и брат.
Паша, с горшком молотого сала с чесноком, очень аккуратно приблизился к воротам – Рудько мог быть на цепи, а мог и по двору бегать, на редкость злая собака, причем молчаливая. Здоровенный рыжий пес, если точнее. Лось шел позади, и нес в кармане стратегически важные леденцы для молодого поколения. Из окна слышался жалобный писк гармони, ну не умеет кто–то играть, а хочется. Ворота открыл кто–то из вороновцев, парень в замызганной студенческой шинели.
В хате, кроме хозяина и детишек, уже чинно сидели Семенов–танкист, Татарчук и тот парень в шинели, он и терзал гармонь. На столе, кроме почти полной четверти бурого самогона с какими–то корешками, стояли уже нарезанный шмат сала и здоровенная макитра вареной в мундире картошки. И особого веселья не наблюдалось. Детишки пожирали картошку и поглядывали на самогон.
– Может, мы пойдем? – Лось надеялся на гулянку, а это напоминало поминки, только без кутьи.
– Здрассте! Только пришли, уже уходите? – хозяин оставил в покое горшок, взглянул на новых гостей, – не–не–не.
Пришлось сесть и пить. Паша, оберегая свой гастрит, подозрительный самогон только пригубил.
А вот остальных развезло быстро. Детишки, поблагодарив за леденцы, понеслись на улицу. А кого–то уже и на песни потянуло, на жалостные. Паша внимательней прислушался к словам. Черт, ну только не это! Поздно. Семенов положил сало на стол и цапнул Лося за воротник.
– Яка танковая бригада? У кого? Сколько танков?
– Погодь, погодь, – Нечипорук тоже перестал жевать, – от не про то ты спрашиваешь. У большевичков эти твои танки, или як там они называются. Хто ж еще такие вопросы задает – «что же ты, паскуда, с танком не сгорел»?
– Ага! – радостно подтвердил Лось.
– А ты, значит, большевицкий шпион.
– Где шпион? – Татарчук выхлебал больше всех и на ногах уже стоял с трудом, – давайте его повесим.
Паша выскочил за дверь, надеясь, что веревку эти милые люди будут искать долго. На его счастье, Рудько тоже обедал и внимания не обратил.
– Шо таке? – ездовой у чужого тына стоит.
– Ничего! Нечипорук моего товарища вешать собрался!
Опанаса уговаривать не пришлось, сразу на подмогу побежал. Вот и двор, Рудько скалится, вот–вот кинется. О, Нечипорук выглянул, с трехлинейкой.
– Убери собаку, бо застрелю.
– Тебя мама здороваться не навчила? Шо пришел?
– За большевицким шпионом, которого ты повесить хочешь.
– Яким шпионом? – удивление в голосе махновца было неподдельным.
Опанас взглянул на Пашу.
Из хаты донеслось пьяное «вы меня простите, вы меня простите, вы меня простите – это я им говорю» уже в два голоса.
Опанас прошел без приглашения, глянул на бутылку, ухватил со стола солидный шматок сала.
– Дядьку, та предупреждать надо, что самогон с болиголовом. Вот от него и дуреешь.
– С болиголовом? – картошка подступила у Паши к горлу, – Это ж отрава.
– И в голову дает.
– Ты шо мелешь? С яким болиголовом? С багном самогон, болиголов – то отрава, у меня до войны коняка из–за него сдохла, – Нечипорук удивился еще больше.
Паша уже окончательно запутался – багно – это ж тина, а в бутылке явно какое–то растение.
– Забирайте своего дружка и кыш отсюда.
Опанас вытащил Лося из–за стола и последовал к выходу. Паша шел позади и размышлял о трудностях перевода.
Крысюк коня седлает. Ошибочка, уже заседлал, скатку в седле привязывает. Куда это он собрался?
– До жинки загляну – и назад. А то всякие студенты женятся, аж зло берет.
– А если в селе белые? – Паша не хотел этого говорить, но слова вылезли сами.