Виктор еще подождал несколько минут; где-то над головой сгустились невидимые тучи и по неопавшим листьям начал неторопливо стучать ленивый дождь. Хмырь не возвращался. На случай неожиданного появления кого-нибудь из местных Виктор решил легендировать свое пребывание за кустом малой нуждой.
Снизу послышались два голоса, мужской и женский.
"Свидетели. Это хорошо."
Виктор вышел в полосу света фонаря перед зданием и с беспечным видом стал спускаться обратно. На пути ему действительно встретилась парочка под зонтами; дойдя до нижнего пролета, он убедился, что вслед ему никто не топает, со спокойной совестью отправился обратно на остановку и сел в первую попавшую "шестерку". Подниматься наверх по Бульвару Гагарина было уже как-то влом, и он предпочел далекий кружный путь, на котором троллейбус не спеша подымается на горку мимо старых купеческих домишек по Урицкого. "Хвост" ему больше не попадался: то ли прекратил слежку, поняв, что его заметили, то ли просто потерял Виктора, растерявшись в микрорайоне у Первой Школы.
"Кто это может быть? Может, это как раз тот чел, что вызывал меня в гипермаркет? Так тот хотел поговорить. Или они вместе? Все равно — если хотели поговорить, к чему этот "идиотизм с хвостом на Фридрихштрассе"? Или следят не за мной? Я на кого-то здесь похож? Я на себя здесь похож. И что же я натворил здесь такого, что за мной таскаются по Покровской горе всякие хмызники?"
13. Классовые бои с тенью
Мокрый асфальт отражал свет рыжеватых натриевых фонарей над площадью перед драмтеатром. Покрытые влажными пятнами неоклассические фасады вызывали у Виктора ностальгические воспоминания о Вашингтоне — после возвращения советский ампир вызывал у него стойкие ассоциации с курсом новой демократии и памятью о жертвах фермерского голодомора. Не хватало только какой-нибудь мелодии в исполнении банды Тэда Льюиса.
Угловой гастроном отблескивал стеклянными плоскостями окон и приятной вывеской "Дежурный"; он не только не был переделан в магазин самообслуживания, как это практиковалось в советское время, но, напротив, там был тщательно восстановлен послевоенный интерьер, с гнутыми стеклами прилавков, пузатыми стеклянными шарами и короткими цилиндрами для бакалеи и конфет, стройными конусами на вертушке в разделе соков, белыми античными барельефами на голубых стенах и натюрмортами, изображавшими изобилие. Впрочем, то, что лежало под стеклом, очень напоминало брежневский Елисеевский, только обратно без очередей.
Отсутствие очередей в бериевском СССР пятьдесят восьмого Виктора удивляло меньше: там и войны такой не было, и народ из деревень менее поуехавши, так что карты в руки. Здесь же изобилия надо было достичь уже после основательно подразваленного оккупацией и перегибами села, в котором народу осталось в разы меньше, а кормить это село должно было народу в разы больше.
То, что он увидел вблизи, немного проясняло. Колбаса, например, была десять-пятнадцать, а то и двадцать за кило; то же самое касалось и других мясных продуктов, включая фарш, котлеты и прочие полуфабрикаты. Молочные подорожали не все — в основном животное масло и твердые сыры, за исключением колбасного. Куры были дороже на треть, яйца — нет. Таким образом, полтора минимума, с которыми его пока не кидали, съеживались в зависимости от диеты до ста двадцати — ста пятидесяти рублей в пересчете на тот же застой. Скромно существовать, особенно при даровой койке и бесплатном общественном транспорте, конечно, было можно, но чтобы более-менее прилично жить, набо было искать либо "левака", либо еще одну постоянную нелегальную работу во вторую смену. Однозначным путем экономии было не пользоваться столовыми и варить в подсобке.
— Скажите, а колбаса у вас только коммерческих сортов? — спросил он у продавшицы, углубившейся в журнал "Здоровье". Вопреки ожиданиям, продавщица тут же отложила журнал и с улыбкой подскочила к прилавку.
— Что спрашивали? В каком смысле коммерческих?
— Ну… по меньшей цене когда обычно у вас колбасу выбрасывают?
— Гражданин, у нас продукты не выбрасывают, — чуть обиженно ответила продавщица, — их привозят свежими и правильно хранят, поэтому они не портятся.
— Спасибо, я про другое немного… Сейчас колбаса у вас только по коммерческим ценам.
— А по каким же? Вам же перечисляют нормированную компенсацию?
"Черт! Они дотации на продукты монетаризовали… монетизировали! Блин, это же опять паспорт нужен!"
— Да я еще не смотрел…
— А вы обязательно проверяйте, вдруг при пересчете ошибка какая. Если что — паспорт сразу берите и в собес. А пока возьмите, например, свежую останкинскую, ее только завезли.
— Если свежая — свешайте, пожалуйста. Грамм двести.
— Порезать?
— Что? Нет, не надо, кусочком.
— Да, быстро времена меняются, — задумчиво промолвил Виктор, глядя, как продавщица быстро запаковывает колбасу в пленку.
— Это насчет очередей что ли? А, не только вы, многие не верили. Если наше государство уж за что-то возьмется… Помните — очередь наш классовый враг, теневые дельцы — новые капиталисты, установим над ними диктатуру трудящихся…