Ответ Империи

- Практически никак. Война заканчивается, когда одна из сторон достигает цели, и для нее дальнейшее продолжение теряет смысл.

- А если ни одна не достигает?

- Что мешает продолжать?

- Ладно, - продолжал рассуждать Виктор, - тогда вот что непонятно. Зачем тогда нам провоцировать НАТО на конфликт в Югославии, да еще и планировать самим туда лезть?

- С чего вы взяли, что мы будем туда лезть?

- Ни с чего. Вы этого мне не говорили. Но одним отрубанием электричества вы НАТО не остановите. Американцы при любой тяжести кризиса могут провести операцию, у них же крылатые ракеты не от чикагской розетки питаются. Значит, придется их останавливать нашей военной силой, нашими войсками.

- Логично рассуждаете. Американцы тоже так думают.

- Тогда смысл самим лезть?

- Это влияет на управление в сетевой войне. В сетевой войне никто не дает прямой команды. Директива может быть в неявном виде высказана совершенно открыто в прессе и воспринята исполнителем, который знает код; но при этом дело выглядит так, будто исполнитель сам принял решение. Сделал, так сказать, свой свободный выбор. Вопрос: почему исполнитель должен подчиняться? Либо он уж очень зависимая марионетка, что не всегда возможно, особенно когда речь идет о главах якобы суверенных государств, либо... либо он уверен в силе и могуществе босса. Для доказательства могущества США организует демонстративные военные акции против отдельных стран, которых все согласятся считать изгоями. Так вот, вопрос не в том, что мы так уж этот ДКХП любим, либо он нас, а в том, что надо демонстративно показать, что у США не выгорело. Это ухудшит подчинение в сети США. Понятно?

- Почти.

- Попробую на языке РФ. Кароче, Штаты, типа крутые, типа авторитет; мы, в натуре, обломаем их конкретно, чтобы всем этим сявкам, дешевкам подзаборным перед ними впадлу шестерить было... Теперь более понятно?

- Знаете, очень сильный акцент... Ладно, суть я уловил.

- Насчет акцента вам виднее. Меня ведь не готовили для внедрения в криминальную среду, - улыбнулся Гаспарян, - и в среду творческой интеллигенции тоже. А в быту у нас, сами знаете, борьба за пушкинский стиль, неистощимость в соединении слов хрестоматийных.

После обеда третья мировая шла своим чередом. Зарубежные каналы не включали, в нашей сети воцарилось какое-то мертвенное спокойствие, в том числе и насчет продвинутых в США катастроф. Радиологи обсуждали меры помощи, предложенные Советским Союзом штату Мэриленд. Поступила информация об ответе Клинтона - он вежливо благодарил советское правительство за предложения, и сообщал, что ситуация на станции нормализовалась, и необходимость участия советского персонала в ликвидации последствий уже отпала.

- Посмотрим, что он запоет после взрыва второго блока, - проворчал Момышев, - бог свидетель, мы лишней белой крови не хотели.

В душе Виктора ворочались противоречивые чувства. Обычно принято говорить - 'в душе его боролись чувства', но это было не совсем так. Чувства именно ворочались рядом, так что Виктор стал всерьез беспокоиться, не признак ли это начинающегося раздвоения личности.

С одной стороны, это было определенное злорадство, что теперь он может спокойно сидеть в офисе, есть бизнес-ланч, смотреть по телевидению чьи-то чужие бедствия, как шоу реального времени, бесстрастно обсуждать их, подобно студенту в анатомичке, понимая при этом, что эти бедствия на сей раз случились именно с теми, кто в его реальности спокойно сидели в офисах, пожирали бизнес-ланчи, утирая салфетками жирные губы, смотрели по ТВ ужасы в России, как какое-то новое увлекательное зрелище, бесстрастно обсуждали их, чувствуя, что с ними самими это никогда не случится. С другой стороны, не было и чувства справедливого отмщения; виновных в бедствиях его, Виктора, Родины никто не наказал, они так же остались довольно утирать свои жирные губы, а под раздачу попали люди случайные и практически все непричастные. Было все это как-то неприятно, интуитивно, вроде как совесть подсказыала Виктору, что делается что-то не то.

- Все-таки это гражданский объект, - выдавил наконец он из себя.

Светлана с удивлением посмотрела на него.

- Это же прямой результат перехода к нелетальному... ну, или почти нелетальному оружию. Раньше на войне одни люди с оружием убивали других людей с оружием и те люди с оружием, что победили, приходили к крестьянам, и говорили, что теперь над ними они будут власть, и они будут защищать народ от всяких бандюков. Теперь стало гуманнее, людей с оружием не убивают, но это значит, что надо принуждать гражданское население напрямую, при живом и здоровом ихнем человеке с ружьем. Почти отказ от массового убийства именно потому и произошел, что армии через головы друг друга воюют с гражданским населением противника.

- То-есть, теперь обе стороны не защищают на поле битвы свое население, а каждая армия мочит чужое, не мешая друг другу?