Ответ Империи

- ...Да, я в моторе, на работу еду. У тебя как там?

- Нормально. Знаешь, Верусь, сегодня вечером уже домой отпустят.

- Отлично. Только знаешь, я вот хотела сказать...

- Что-то случилось?

- Ничего не случилось, просто я переписывалась по сети с одним человеком, он в Ярославле живет, директор небольшой фабрики... Короче, он на ноябрьские приезжает свататься.

- Поздравляю! Вот видишь, как все хорошо!

- Ты серьезно? Не обиделся?

- Понимаешь, я как раз хотел сказать, что я скоро уезжаю. И надолго.

- Навсегда?

- Не знаю. Никогда не говори 'навсегда'. Но я рад за тебя.

- И я за тебя. Если будет возможность, пиши! Береги себя!

Попрощавшись, Виктор задвинул антенну, сунул телефон за пазуху и прошелся туда-сюда по коридору. 'Все нормально', думал он, 'все нормально. Все счастливы. Неужели я в самом деле завтра вечером буду дома? Конечно, вечером, ведь должны выбросить в то же время и место. А если... если это уже другое задание?'

Из двести двенадцатой, потягиваясь, вышел Гаспарян.

- Конгресс одобрит, судя по дебатам. А нам придется все начинать сначала.

- Если передумали меня отпускать - пожалуйста, скажите сразу. Я пойму. А то ходить вокруг да около...

- Надо бы, конечно. Но есть политическое решение, - и Гаспарян указал пальцем на потолок. - А вообще, не знаю, как вы сможете теперь жить в своей РФ. Нашу систему, конечно, нельзя назвать полностью свободной - пока нельзя, - но она хотя бы гуманна! Она существует с молчаливого согласия большинства! А у вас с капитализмом большинство людей не согласно, но ничего сделать не может, потому что все живут под угрозой лишения средств к существованию. Он-то и не разваливается потому, что держится на угрозах, а не на соглашениях.

- Ну, у нас есть и свои плюсы. Например, войны нет.

- Не скажите.

- Это в смысле что? - встревожено переспросил Виктор.

- Это в прямом смысле. Видите ли, политтехнологии, они как наркотик. Каждый раз требуется все большая доза. И если вовремя не остановиться, то в один прекрасный день ваше население скажет вашим депутатам: 'Знаете, а мы вас не выбирали. Вы обманом и угрозами заставили за вас голосовать, но мы вас не выбирали. Вы - самозванцы'. И тогда у США появится возможность свергнуть российскую власть, как самозваную. Вот это в будущем вашей РФ лично меня больше всего беспокоит.

- Ну почему Вы считаете нашу реальность такими... такими лузерами? У вас-то смогли остановиться? Да, с попаданцем, но ведь какую дубовую систему сломали! Целый слой, у которого власть, целый класс, как у этих, простите за каламбур, классиков! С какой стати у нас не повернут? Вон в начале девяностых вообще на грани распада были.

- В начале 90-х у вас был просто революционный хаос. А теперь... Теперь, то-есть у вас там, в будущем, правящий класс рвется в пустое прошлое, которое уже пожирают лангольеры. Помните эту повесть Кинга?

- Кино смотрел. Ужастик.

- Ваши олигархи опоздали к пирушке глобализации и не хотят этого понять. Они рвутся в реальность, которая уже поражена грибком кризиса, которая подгнила, и грозит рухнуть. А они этого понять не хотят, они сами рвутся и народ насильно впихивают, страхом, обманом, чем угодно, в эту дыру времени. Только у Кинга лангольеры забирали глупых и ленивых, а в жизни лангольеры кризиса будут кушать и правового и виноватого.

- Короче, - вздохнул Виктор, - что нас ждет в худшем случае? С оккупацией или без? Вот для меня, человека простого, не столичного?

- Ну, если отбросить детали и частности... Европа упадет в пятидесятые, Россия - в тридцатые. Вы, кроме ай-ти, какие-нибудь профессии знаете? На пенсии или пособия, кстати, рассчитывать не стоит. Откуда они возьмутся, если денег не будет?

- Я был и в тридцатых и в пятидесятых. Только вот попаданцев будет много.

- Ну, тогда не так страшно. Разве что если совсем к началу века вылетите. Тогда будет больше цениться просто физическая сила. Хотя... Лично я там не был и гадать не буду. И вообще я вам, пожалуй, наговорил лишнего перед отъездом.

...Запах тающего снега стоял в воздухе. Весь день город приводил себя в порядок - сгребал снег, пилил упавшие деревья и сломанные сучья, убирал рухнувшие фонарные столбы и соединял порванные провода. Весь день, и ночь, и новое утро.

Потрепанный Сквер Сталинских Соколов ждал Виктора. Сияло солнце, и под его лучами снег таял, срывался с желтых листьев, освобождая березы и ели от непосильного бремени, оседал потемневшей губкой на полосах газонов, и, обращаясь в воду, говорливыми струями исчезал в решетчатых люках, словно хотел исполнить свою последнюю песню.

За деревьями, чертыхаясь и размешивая грязь и снеговой кисель, ставили аппаратуру. На это раз переход Виктора был легендирован под киносъемки, и со стороны самолета по рельсам ездила камера. Все то же табло висело на стелле.

Гаспарян, в кепке и кожаном плаще, с матюгальником в руке, давал последние наставления.

- Не волнуйтесь. В прошлый раз вы нормально, четко шли. Так же и держитесь. Тропинцев! Тропинцева сюда!

- Все нормально будет - шепнула ему Светлана.