Высокоразвитому сознанию всегда будет трудно любить какого-нибудь бога в качестве доброго отца, которого нужно будет бояться ввиду свойственных ему припадков безотчётного внезапного гнева, его непостоянства, несправедливости и лютого нрава. Тот факт, что человек не оценивает по достоинству слишком человеческих проявлений непоследовательности и слабости своих богов, с лихвой доказан упадком античных богов. Моральный провал Яхве в истории с Иовом тоже не обошёлся без скрытых последствий: с одной стороны, непредусмотренного возвышения человека, с другой – эффекта тревожности бессознательного. Первое из них поначалу остаётся чистым фактом, не доходящим до сознания, но регистрируемым бессознательным. Заодно это – причина тревожности бессознательного, поскольку тем самым оно получает более высокие в сравнении с сознанием возможности:
Эта же самая тенденция проявилась, так сказать, одновременно и в Индии в лице Гаутамы Будды (р. 562 г. до Р. X.), считавшего, что максимально развитое сознание превосходит даже величайших богов брахманизма. Такая линия развития – логическое следствие из учения о Пуруше – Атмане, берущая своё начало во внутреннем опыте практической йоги.
Иезекииль постиг через символ сближение Яхве с человеком, – то, что Иову довелось пережить, но чего, вероятно, не довелось узнать. Сутью этого переживания было то, что сознание Иова выше, нежели сознание Яхве, и что вследствие этого Бог хочет стать человеком. Кроме того, у Иезекииля впервые появляется титул «сын человеческий», посредством которого Яхве, что характерно, обращается к пророку, тем самым, видимо, давая понять, что он, пророк, – сын того «человека» на престоле; вот прообраз ещё далекого во времени откровения Христа! Поэтому абсолютно оправданно, что четыре серафима престола Божьего стали эмблемами евангелистов – ведь те образуют четверицу, выражающую целостность Христа, так же как Евангелия символически представляют четыре столпа его престола.
Тревожность бессознательного не прекращается на протяжении многих столетий. Даниил (ок. 165 г. до Р. X.) [41] получает видение с четырьмя животными и с «Ветхим днями», к которому «с облаками небесными шёл как бы Сын человеческий» [LIX]. Здесь «сын человеческий» – уже не пророк, а – независимо от него – Сын Ветхого днями, на которого возложена задача омолодить Отца.