Ответ «Москвитянину»

Что касается до наших журналов, – необходимость иметь известное направление, известный образ мыслей и никогда не противоречить ему начали обнаруживаться только в последнее время. Журналов у нас немного, но все-таки больше, нежели сколько есть у нас людей, способных своими трудами поддерживать журналы. У нас большое счастие для журнала, если он ycneeт соединить труды нескольких людей и с талантом и с образом мыслей, если не совершенно тождественным, то по крайней мере не расходящимся в главных и общих положениях. Поэтому требовать от журнала, чтобы все его сотрудники были совершенно согласны даже в оттенках главного направления, значит требовать невозможного. Тут не помогут мудрые советы вроде следующего: сперва соберитесь да согласитесь между собою. Искусственным образом нельзя соглашать людей в деле убеждения, и ни один порядочный человек ничего не уступит из своего мнения ради причины, лежащей вне его мнения. Лишь бы журнал имел общий характер, так что с его представлением в уме всякого соединялось бы известное направление: этого для него пока совершенно достаточно, чтоб быть ему хорошим журналом. Разность в оттенках мыслей еще ничего; плохо как «из одного города да не одни вести». Вот, например, как г. М… З… К… отзывается о первой теперь поэтической знаменитости не только во Франции, но и во всей Европе: «Жорж Санд, которого, конечно, не назовут писателем отсталым от века, истощив в прежних своих произведениях все виды страсти, все образы личности, протестующей против общества, в «Консуэло», «Жанне», в «Compagnon du tour de France»[2] изображает красоту и спокойное могущество самопожертвования и самообладания; а в «Чортовой луже» она пленяется мирною простотою семейного быта». Оставляя в стороне приложение, которое критик «Москвитянина» хочет сделать из своего суждения о Жорже Санде, мы заметим только, что в этом суждении видно высокое уважение к таланту знаменитого французского писателя, в чем мы совершенно с ним согласны. Но вот что о том же писателе сказал г. Хомяков, принадлежащий к тому же «московскому направлению», к которому принадлежит и г. М… З… К…, и печатающий свои статьи в тех же изданиях, то есть в «Москвитянине» и «Московском сборнике»: «Впрочем, по мере того, как художество народное делается менее возможным, так оскудевает и художество вообще, и Франция по необходимости была страною антихудожественною, то есть не только неспособною производить, но неспособною понимать прекрасное, в какой бы то ни было области искусства. Так, например, в наше время Франция и офранцузившаяся (?) публика встречала с слепым благоговением произведения Жоржа Санда, которые совершенно ничтожны в смысле художественном (какое бы они ни имели значение в отношении движения общественной мысли), и не нашла ни похвал, ни удивления, когда та же Жорж Санд почерпнула из скудного, но уцелевшего источника простого человеческого быта прелестный и почти художественный рассказ «Чортовой лужи», под которым Диккенс и едва ли не сам Гоголь могли бы подписать свои имена». («Московский сборник», 1847, стр. 350–351). Вот это так противоречие! Тут поневоле вспомнишь стих Крылова:

Чем кумушек считать трудиться,
Не лучше ль на себя, кума, оборотиться?

Чем другим давать совет «предварительно согласиться между собою», не лучше ль было бы прежде самим испытать на деле возможность осуществления такого совета, чтоб не подать повода говорить о себе:

Запели молодцы: кто в лес, кто по дрова!