Ответ знает только ветер

— Как бездонная бочка. А напившись, становится сентиментальным. Классический пример. Когда трезвый — жесток, когда пьян в стельку, — жалостлив. Помните фильм с Чарли Чаплиным и миллионером?

Бранденбург сказал:

— Ну, Роберт, скажи сам — есть у меня чутье или нет? Ведь я же сразу тебе сказал, что это не убийство, а самоубийство! Теперь это, если угодно, можно считать самоубийством Хельмана и убийством Виаля. Так что платить страховку нужды нет.

— Но мы же еще не знаем наверняка, что все было именно так, — сказал я. — У нас в руках еще нет всех фактов, какие требует господин Кеслер. Нам они, кстати, тоже нужны.

— Для чего я послал тебя в Канны? — вдруг оглушительно взревел Бранденбург, так что все вздрогнули. — Черт тебя побери со всеми потрохами — так найди эти факты!

Финансисты переглянулись.

— Я делаю, что могу, Густав, — сказал я. — Я выслушал все, что изложил нам господин Кеслер. Это было весьма интересно. Но кое-что явно не вяжется.

— Например? — неожиданно резко спросил Кеслер.

— Ну, например, Хильда Хельман сказала мне, что это убийство — дело рук целого сообщества. Мол, это сделали они все, не уточняя, кто это «все».

— Послушайте, господин Лукас, — обратился ко мне Кеслер. — Вы же видели Бриллиантовую Хильду. Ей место в психушке. Она же помешанная.

— Вы в этом уверены? — спросил я. — Совершенно уверены?

— Что значит этот вопрос?

— Ну, французам, к примеру, мсье Лакроссу, она рассказала совсем другую версию. — Я достаточно долго выслушивал их умные речи. — Мне покуда не удалось поговорить с Килвудом и остальными. Признаю, что задача у меня несколько отличается от вашей, господин Кеслер. Но — как и вы — пока я не знаю всех фактов, я ни во что не верю.

— Это ваше право, — обиженно буркнул он.

— Мы будем рады, если вы продолжите ваше расследование, — примирительно сказал Фризе. — Мы просто хотим координировать наши действия, только и всего.

— Этого я тоже хочу, — сказал я. — Но все-таки, вот, например… То, что Виаля убили, прежде чем он успел закончить свою экспертизу, и что из лаборатории исчезли все обломки и осколки, указывает на то, что это было не самоубийство.

— Конечно, Хельман сделал это не один, — уперся Бранденбург. — Конечно, у него были помощники. Куда ты клонишь, Роберт?

— Кроме того, Килвуд тоже заинтересован в том, чтобы истина не выплыла наружу, — сказал Фризе.

— Чрезвычайно заинтересован, — добавил Кеслер.

— Следовательно, это будет не просто, — подвел итог Бранденбург с наигранным добродушием. — Сейчас два часа. Если мы хотим, чтобы нам дали чего-нибудь поесть, надо поторапливаться. После обеда продолжим. — Он поднялся, отфыркиваясь.

41

В этот день мы работали в конторе Густава до девяти часов вечера. Под конец уже нечем было дышать из-за табачного дыма. Кругом стояли бутылки пива, мы работали без пиджаков. На этот раз мы проработали во всех тонкостях и деталях финансово-техническую сторону дела — нет нужды излагать эту скучную материю. Честно говоря, после всех разговоров о валютах и финансовых махинациях у меня появилось ощущение, что я уже ничего не понимаю. Мы договорились, что я завтра же утром возвращаюсь в Канны и своими глазами погляжу, что за фрукт этот Джон Килвуд. Может быть, на самом деле все выгладит абсолютно не так, а может, я выясню что-то, чего Кеслер не обнаружил. Кеслер вылетел в тот же день, вечерним рейсом. Официально мы не знакомы, и если нужно будет что-то обсудить, придется по телефону договариваться о месте встречи.

— Я рад, что нам предстоит поработать вместе, — сказал Кеслер на прощанье и крепко пожал мне руку.

— Я тоже, — ответил я и был на самом деле рад, но в то же время почувствовал страшную усталость.

Приезжие из Бонна ушли.

Мы с Густавом остались сидеть в прокуренной комнате. Секретаршу он отпустил. Во всем огромном здании кроме нас находились только охранники.

— Вот, Роберт, дружище, каков, значит, мир, в котором мы живем, — начал Густав Бранденбург. — Сплошь лжецы, мошенники и воры — и миллионеры, и мультимиллиардеры, и продажные политики, и священники с их лживыми словами утешения и ватиканским банком за спиной, и короли, и императоры, и банкиры. Да и само государство, которое не карает за преступление, потому что и оно зарабатывает на этих махинациях, как и наша любимая фирма «Глобаль»: она определенно нагрела руки благодаря заранее полученной от меня информации, как и бедняки нагрели бы руки, только допусти, только дай им такую возможность. Это — единственное, что нас объединяет со всеми остальными. Мы все — обманщики.

— Мы?

— Ну да, мы, — подтвердил Густав, кряхтя переваливаясь в кресле с боку на бок, — я — потому что защищаю тебя, а ты — потому что знаешь, что я тебя защищу.

— О чем ты, собственно, говоришь?

— Обманщик, пожми руку обманщика, — провозгласил Густав. — Я предотвратил самое худшее. Я не дал им сразу отозвать тебя, что они собирались сделать. Я тоже обманул их и сказал, что доктор преувеличивает.

— Выражайся яснее, черт возьми!