Ответный сталинский удар

«Если у Британии были основания для подозрений в отношении России, то и у России, — как пишет верный приверженец Черчилля Макмиллан, — были свои основания для подозрений: враждебность западных держав после Первой мировой войны, интервенция, потеря Россией территорий — ничто это не было забыто. И все же при Литвинове русская политика была направлена на поиски безопасности посредством Лиги наций и союза с Западом. Мюнхен был шоком, но все же Россия выдвинула 16 апреля 1939 года предложение о союзе с Британией и Францией. Это был последний шанс Литвинова, но это был и последний шанс Запада».

«Смещение Литвинова означало конец целой эпохи. Оно означало отказ Кремля от всякой веры в пакт безопасности с западными державами и возможность создания Восточного фронта против Германии», — считал У Черчилль. Однако точка в этом вопросе еще не была поставлена, на смену «прозападному идеализму» Литвинова была поставлена «реалполитик» Молотова.

«Отставка Литвинова вызвала на Западе волну предположений о том, что теперь Советский Союз вполне мог заняться улучшением отношений с Германией и вовсе отойти от коллективной безопасности». Действительно, уже 5 мая Шнурре докладывал: «Астахов коснулся смещения Литвинова и попытался, не задавая прямых вопросов, узнать, приведет ли это событие к изменению нашей позиции в отношении Советского Союза». С другой стороны, после отставки Литвинова «Гитлер впервые за шесть лет своего правления изъявил желание выслушать своих экспертов по России». Из их доклада Гитлер узнал много для себя нового, в частности — что СССР уже не придерживается политики мировой революции. Интерес Гитлера к России усиливался. Посмотрев документальный фильм о советских военных парадах, фюрер воскликнул: «Я совершенно не знал, что Сталин — такая симпатичная и сильная личность». Немецким дипломатам была дана команда и дальше зондировать возможности сближения с СССР.

В этом проблем не было. Шуленбург, по словам того же У. Ширера, последовательно выступал за сближение Германии с Советской Россией; во всех его донесениях за 1939 г. проглядывает искреннее стремление восстановить отношения, существовавшие во времена Веймарской республики.

Но, как и многие другие дипломаты старой школы, он плохо знал Гитлера. Примечательно, что и предыдущие немецкие послы в СССР придерживались подобных настроений. Об этом свидетельствует, например, письмо Молотову брата прежнего посла в России Ранцау: «Мой брат близнец посол граф Ранцау… понимая, что в любой момент может наступить его внезапная кончина, просил меня в свой смертный час передать Вам…», что «его последней и твердой надеждой была надежда, что немецкий и русский народы могут достичь желаемой для них цели».

* * *

Возобновление контактов между Берлином и Москвой не осталось незамеченным. 7 мая французский посол Кулондр информировал свой МИД, что Германия ищет контакта с Россией, в результате которого, помимо всего прочего, может произойти четвертый раздел Польши. Аналогичная информация достигла и Британии, но Галифакс не придал ей значения. Он считал, что «не стоит испытывать особого доверия к таким сообщениям, которые, вполне возможно, распространяются людьми, желающими подтолкнуть нас к пакту с Россией».

Встречи советских и германских представителей стали более частыми. 17 мая Шнурре докладывал: «Астахов подробно объяснил, что в вопросах международной политики между Советской Россией и Германией нет противоречий и поэтому нет никаких причин для трений между двумя странами». Были опасения нападения со стороны Германии, но если вернуться к политике времен Рапалльского договора, то все можно поправить. Что касается переговоров с Западом, то «при нынешних условиях желательные для Англии результаты вряд ли будут достигнуты». Шнурре в ответ сказал Астахову, что собирается в Москву для обсуждения торговых отношений.

Однако неожиданно возникли проблемы. Москва опасалась повторения литвиновского этапа взаимоотношений с Германией, когда Гитлер использовал торговые переговоры с СССР для давления на Запад. 20 мая Молотов на встрече с Шуленбургом заявил, что у него складывается впечатление, что Германия, вместо того чтобы вести серьезные экономические переговоры, предпочитает играть с Советским Союзом в какие-то игры. На бурные протесты Шуленбурга Молотов указал, что для успеха экономических переговоров должны быть соответствующие политические основания. Когда Шуленбург спросил, что Молотов имеет в виду, нарком предпочел уйти от конкретного ответа.