Воронцов.
Помилуйте, товарищ полковник, не караулить же мне тот промышленный металл! Если он был дорог вашему сердцу как вещественное доказательство, следовало поставить круглосуточное оцепление. У нас свалка, не Третьяковка... Ни сторожей, ни сигнализации...Скопин.
Оцепление? Зачем же? Пока болванки лежали смирно, они ничего не прибавляли к делу. Но как раз их стремительное бегство...Воронцов.
Да?.. Возможно. Я не юрист. Минутами мне вообще кажется, что вы расследуете некое иллюзорное преступление. Кто-то вывез к нам свой брак, сдуру, но пьянке — теперь не угадаешь. Заготовитель вторсырья увидел, что пропадает добро, и сдал на переработку. Не улавливаю мотива...Скопин.
Заготовитель оформил металл как принятый у населения и присвоил наличные деньги. Вот вам и преступление и мотив!Воронцов.
«Мотив преступления»... Если вслушаться — странно звучит, не правда ли? Мотив преступления... Мелодия преступления...Скопин.
И давно вас интригует это словосочетание?Воронцов.
Ценю юмор, но в подобной обстановке... пощадите мои нервы.Скопин.
Могу предложить валерьянку.Воронцов
Скопин.
А что, неужели Мурлыка... «зашибает»?Скопин
.Воронцов.
В конце концов, ручаться действительно не могу. Народ есть всякий. Свалка — отбросы общества и в прямом и в переносном смысле.Скопин.
Что же вас держит среди отбросов общества, Евгений Евгеньич? С вашими вкусами, с философским складом ума?Воронцов.
Свалка философии не помеха. Напротив, оттуда многое яснее... Видны все концы, все итоги, вся тщета человеческих усилий и надежд. Когда-нибудь все оказывается на помойке — от подвенечного платья до вот этого окурка. Уборщица вытряхнет пепельницу в ведро, ведро — в мусорный контейнер, и через два-три дня останки сигареты приедут куда? Ко мне же... Судьба кумира публики Евгения Воронцова вам известна?Скопин.
Разумеется.Воронцов.
Тогда, быть может, поймете, что я ощущаю при виде афиш. Идешь по затоптанным в грязь обрывкам, наступаешь на знакомые лица. С той — вместе учились, с этим ездили на гастроли. А вот двое улыбаются из лужи. Пели вместе, вместе прославились, потом не поделили, кого какими буквами печатать, разошлись... У одного инсульт, у другого инфаркт... И мне не грустно — смешно. Когда-то напяливал фрак и в упоении пел: «Сквозь чугунные перила ножку дивную продень». Теперь я знаю: чугунные перила чего-то стоят, за пустую поллитровку и то дадут гривенник. А премьеры, аплодисменты, рецензии, цветы — на них нет расценок даже в прейскуранте старьевщика!Скопин.
Короче говоря, для вас жизнь — лишь преддверие вселенской помойки?Воронцов.
Превосходно сформулировали.Скопин.
Воронцов, вы прожженный циник.Воронцов.
Поскольку беседа идет под стенограмму, предпочитаю смягченный вариант: скептик.Скопин.
Пусть будет скептик... Заслушаешься, право. Теперь представляю, как вы разливаетесь за столом у Першина или Чернышева!Воронцов.
Евгений Евгеньич, забыли добрых друзей?Воронцов.
Что имеется в виду?Скопин.
Отбывая срок, вы близко сошлись с упомянутыми гражданами. Имеется справка.Воронцов.
Отвечу так — и попрошу товарища записать слово в слово. Вопрос но имеет ни малейшего отношения к делу, по которому я вызван. Он будит во мне тяжелые воспоминания, поэтому обсуждать его я отказываюсь.Скопин
Лейтенант.
Точно, товарищ полковник.Скопин.
С сожалением прерываю встречу. Но к вам еще возникнут вопросы, придется подождать.Скопин.
Садитесь, пожалуйста. Ваша фамилия?Шофер.
Славкин.Скопин
Сцена шестьдесят восьмая