Моралёв.
Никто ее не уговаривал!Скопин.
Да откройте хоть один глаз! Представьте: утром матери принесут повестку — к вечеру вся деревня будет судачить. Приедет мать сюда, сядет напротив. И что? Воображаете, я спрошу, она ответит, как научили, и дело с концом? Есть, Моралёв, вопросы боковые, и с подходом и с подвохом. Стану допытываться — сами вынуждаете. Выдержит мать? Даже если ей напомнить, что соседям говорила и что они ей? Сильно сомневаюсь. Пошире глаза, Моралёв, пошире. Вызову новую хозяйку коровы, расскажет она на очной ставке, как ваша мать, продавая Буренку, обнимала ее и плакала! Хорошая была, видно, корова?Моралёв.
По три ведра молока доили...Скопин.
Жалко... Так вот — следствие не молоко, Моралёв. Если улики бесспорны, сколько ни барахтайся — масла не собьешь. Ни один дирижер не поможет.Моралёв.
И... что... дадут?Скопин.
Дадут по закону. Но судьи — тоже люди, смотрят, кто перед ними. Мать в суде со слезами по Буренке — это им не понравится.Моралёв
Скопин.
По-моему, тоже. Будем говорить до конца?Моралёв.
Товарищ полковник... не знаю... честное слово, не могу!.. Хоть сообразить надо, сориентироваться... Голова гудит...Скопин.
Ну, ориентируйтесь. Только не дома, а у нас.Сцена семьдесят девятая
Томин.
Да, у меня из окна прекрасный вид. Вот и «Эрмитаж» рядом. И я действительно знаком с Максименко — он учился в Юридическом институте... Но ведь не для того вы пришли, Ляля, — не для светской беседы.Ляля.
Очень трудно начать.Томин.
Попробуйте с конца.Ляля.
С конца?.. Тех сережек у меня больше нет — вот!Томин.
Удружили. Давайте сядем.Ляля.
Вам нужен адрес и фамилия?Томин.
Но если сначала незнамо кто подарил, а потом незнамо кто взял — это будет уж слишком! Вам не кажется?Ляля.
Кажется. Потому и позвонила.Томин.
Пропажа связана с таинственным поклонником?Ляля.
Серьги у его... не знаю, как назвать: адъютант, телохранитель, секретарь... Словом, они всегда вместе. Так полагается.Томин.
Хм... Значит, имеются поклонник и адъютант. В чем суть события?Ляля.
В том, что «поклонник и адъютант» неожиданно явились к концу работы, посадили нас с Лёлькой в машину и повезли развлекаться. А дальше... или поворот крутой, или машину тряхнуло — даже не пойму, только правая сережка вдруг упала мне на колени... Федя ее подхватил и говорит: «Ах, какая жалость!» Смотрю, а этой дужки, которая держится за ухо, нет под корень!.. Поискали —не нашли. Тогда Федя сказал...Томин.
Адъютант?Ляля.
Да, он сказал, что есть ювелир, который починит, но нужна вторая серьга для образца. И в общем... получилось, что я отдала. Он обещал в течение двух дней, но...Томин.
Но эти дни истекли?Ляля.
Нет, все было только вчера, но... понимаете, Саша... Не обязательно по имени-отчеству?Томин.
Не обязательно.Ляля.
Так вот осталось омерзительное впечатление, что все это сделал Федя. Нарочно, понимаете? Что он так и собирался!.. И сережек этих больше не будет.Аркадий.
Твой подшефный просится на исповедь.Томин
Аркадий
Томин.
Слушай, Аркадий, раз вы так хорошо поладили, дай ему бумагу, пусть кается письменно. А то мне сейчас прерываться... Увлеки его идеей добровольного признания, а?Аркадий.
Ладно.Томин.
Ляля, а как при этом происшествии с серьгами вел себя ваш поклонник?Ляля.
Очень расстроился. Его подарок... Сказал, что это дурная примета... Нет, Евгений Евгеньич тут ни при чем.Томин
Ляля.
Да, один Федя.Томин.
Евгений Евгеньич и Федя?.. Ляля... Пожилой толстенный барин, только сигары не хватает?Ляля.
Да...Томин.
Воронцов?!Ляля.
Я не знаю фамилии.Томин.
Воронцов!Ляля.
Вы — знакомы?Томин.
Лялечка, держитесь покрепче за стул. Ваш таинственный Евгений Евгеньич заведует городской свалкой.Ляля.
Чем?!Сцена восьмидесятая