Ответный удар

Медведев. Я помню, что обещал в понедельник, да вот... Вылезли некоторые обстоятельства, и оказалось, что нет мне иного пути, как на свалку!

Знаменский. Зачем уж такие крайности! Неудачи у всех бывают.

Медведев. Да я же не фигурально — про свалку! В самом доподлинном смысле! (Достает из папки документы, показывает их Знаменскому.) Вот. Моралев аккуратно заказывает машины, причем обычно даже две. Шоферы разные. Но соль не в том. В путевых листах везде черным но белому написано, что утиль забирают не из моралевской лавочки, а с городской свалки!

Знаменский(просматривает путевые листы). Что за ерунда?

Медведев. Только на первый взгляд, Пал Палыч. Сунул я нос глубже, и открылись мне разные разности. Чтобы запастись утилем, не обязательно сидеть в приемном пункте. На свалке наберешь чего хочешь. Иной палаточник только так и выкручивается. Видит он, что план горит, — и туда. В ближайшей пивной сколотит команду алкоголиков — те уже знают, поддежуривают. За час набьют ему машину доверху. А когда все погружено, он губы скривит: кости, мол, гнилые, металл ржавый, — сунет на три бутылки, и прощай. Лично был свидетелем подобной сцены.

Знаменский. Что же получается — сноровка плюс нахальство, и Моралев действительно мог таким манером регулярно добывать цветмет?

Медведев. Нет, у него это все равно липа. Больно много. Да и не один он там желающий... Между прочим, знаете, свалка — это здорово интересно! Нет, не смейтесь, честное слово. Свозят туда все на свете. А уж народ толчется — нарочно не придумаешь. Мальчишки шныряют, что-то друг у друга выменивают — провода, подшипники... Потом, гляжу, бородатый парень в заокеанских джинсах какую-то чугунную корягу тащит. Я говорю: «Кто на помойку, а иной — с помойки...» Так он меня своими очками насквозь прожег. «Дурака, говорит, издали видно. Это ж, говорит, антикварная вещь, напольный канделябр!»... Завсегдатаи есть, представляете? Старичок, например, гуляет с палочкой, будто по бульвару. Встретил знакомого, поздоровался. «Жду, говорит, новую партию макулатуры. А вы?» «А я, — это тот ему, — все пружину настоящую не найду!» Наверно, мастерит что-то. Любопытно, честное слово! Да вот поедете — увидите.

Знаменский. Вы и меня собираетесь туда заманить?

Медведев. И вас.

Короткая пауза. Знаменский раздумывает.

Знаменский. Допустим, свалка для Моралева — перевалочный пункт... Да, вероятно, его «поставщику» удобней вывозить отходы под видом мусора... Ну, и как мы станем эту публику ловить?

Медведев. Поймаем! Тут в чем хитрость: забрать с поличным, пока товар у Моралева в руках.

Знаменский. Значит — от погрузки до разгрузки.

Медведев. Вот именно — только от и до. В пути. А раньше и потом с него взятки гладки.

Знаменский. Так... Но Моралев не один. Кроме «поставщика» есть кто-то свой и на складе и на свалке.

Медведев. На свалке уж точно. Там и припрятать надо и присмотреть за этим металлом, а то другие старатели в момент растащат.

Знаменский. Тогда придется нам сразу в трех местах. Первую машину перехватить на складе — выяснить, кто ее примет. Вторую — хорошо, если б вторая, — ту задержать на дороге. А на свалке зафиксировать, кто руководил погрузкой.

Медведев. Ясно! Теперь только дождаться, когда Моралев закажет транспорт, и действуем!

Сцена двенадцатая

Комната на даче Воронцова. Это своего рода контора, в которой хозяин принимает посторонних. Воронцов сидит за большим канцелярским столом, вокруг стоят Моралев, Бах, Ферапонтиков и кладовщики Миша и Гриша. Моралев — наглый парень лет 28, на нем кричащий костюм, сверхмодный галстук. Бах — хмурый, замкнутый, на вид лет 45, но, может быть, на самом деле он моложе. Одет неброско. Миша и Гриша — каждому под 40, здоровые, рослые мужики с явными признаками любви к спиртному. Сейчас они «при параде» — в накрахмаленных сорочках и туго затянутых галстуках. Воронцов достает из несгораемого ящика пять разной толщины конвертов.

Воронцов. Михаил, тебе. (Миша любовно берет протянутый конверт и кладет в карман.) Гриша!