Ответный удар

— Я хотел сказать, что этот облик, — Зибель коснулся щеки, — не постоянная величина. — Если я стану моложе лет на десять… даже на двадцать… если я все ей расскажу… Как ты думаешь, она не испугается?

Теперь улыбнулся Коркоран.

— Не испугается. — Подумав, он добавил: — Айт т'теси… Я рад, что тебе приходят такие мысли.

Глава 5 Гамма Молота

Обсервационный зал «Европы» был огромен. Он находился на палубе «А», сразу за ходовой рубкой и централью управления, — пространство размером с футбольное поле, накрытое пленочным экраном, повторявшим контуры внешней обшивки. Сейчас зал казался окном, распахнутым в космос; в глубине экрана пылали чужие созвездия, и не верилось, что там, над головой, не прозрачный купол, а несокрушимая корабельная броня с десятками видеодатчиков. Коркоран, долго прослуживший на «Европе», помнил этот зал пустым, если не считать общих построений экипажа, адмиральских смотров и других торжественных случаев. Но в этот раз свободного места оставалось немного. В дальнем конце, у переборки, отделяющей рубку, мигал огнями пульт контроля МАРов[28] — «филинов» на флотском жаргоне; посередине громоздились приподнятые на кронштейнах полусферы для визуальных наблюдений, связанные с телескопами, и другое оборудование научной группы; вдоль стен выстроились двумя шеренгами рабочие столы, четыре раздаточных автомата, санблок с переносным душем и несколько диванов. На одном кто-то спал — специалисты Исследовательского корпуса работали здесь не первые сутки и, похоже, не спускались на жилую палубу для отдыха.

Часть зала, отгороженная большими квадратными экранами, была оборудована для совещаний. Здесь стояли кресла из жесткого пластика, колонки голопроекторов, выносной терминал корабельного Ультранета и Болтун Бен — транслятор-переводчик, который, по мысли его создателей, был призван облегчить общение с фаата. Всю эту зону накрывало звукопоглощающее поле; Коркоран мог наблюдать, как у приборов суетятся астрофизики, ксенологи, лингвисты, но за незримый звуковой барьер не проникало ни слова, ни шороха. Они были тут на виду и в то же время в полной изоляции. Коммодор сидел, вытянув длинные ноги, Коркоран и Хоакии Ибаньес, глава научного сектора «Европы», стояли, посматривая на экраны, Асенов, эксперт-ксенолог, колдовал у терминала.

— Продолжайте, доктор Ибаньес, — сказал Врба, чуть наклоняя голову со светлым ежиком волос. Они отливали золотом, будто начальник экспедиции подобрал их специально в цвет шевронов и застежек своего мундира.

— Да, мой командир. Пожайлуста, седьмую схему… так, отлично… благодарю, сеньор Иван. — Ибаньес, смуглый темноглазый галисиец, отличался безукоризненной вежливостью на староиспанский лад: подчиненных называл сеньорами и коллегами, а старших и равных по рангу — донами и кабальеро. — Итак, перед нами система Гаммы Молота, результат трехдневных наблюдений. Час назад мы получили последние данные с «Африки» и «Азии» и с запущенных ими МАРов. Полагаю, кабальерос, что все интересные объекты обнаружены и их траектории уточнены. Вплоть до астероидов, которые можно найти с такого далекого расстояния.

«Три дня!.. только три дня! — подумал Коркоран. — Молодцы!» Научный сектор экспедиции был, безусловно, на высоте. Вслушиваясь в скороговорку Ибаньеса, он разглядывал мелькавшие на экранах схемы, графики и таблицы с параметрами планетных орбит. Вынырнув из безвременья Лимба, эскадра выполняла рекогносцировку окрестностей Гаммы Молота. Корабли дрейфовали в сгущениях кометной зоны, подальше от внешних планет; здесь, как в Солнечной системе, дистанция между центральной звездой и облаком Оорта составляла около светового месяца, но крупных роев было не два, а восемь — масса возможностей, чтобы спрятаться быстро и надежно. Кометы, немного пыли и камней, сцементированных застывшими газами, распределялись в облаке неравномерно, и пустые промежутки, зиявшие между роями, достигали сотен миллиардов километров. Однако лучшей возможности для скрытных наблюдений не представишь — на дальних расстояниях, в веществе роя, ни один локатор не найдет чужие корабли. Чтобы ускорить работу, «Азия» и «Африка» прыгнули к двум сгущениям по другую сторону местного светила, а МАРы выпускали выше и ниже плоскости эклиптики — это повышало точность результатов.

— Восемь планет, — сказал Ибаньес, демонстрируя очередную схему. — Восемь, если считать планетами три небесных тела в непосредственной близости от звезды. Очень небольшие — массы вдвое-втрое меньше, чем у Меркурия, а расстояния до солнца — четверть астрономической единицы. Это радиус орбиты третьего планетоида.

— Два первых, очевидно, не видны? — спросил Коркоран.