…Ирá давно пришла в себя, но не вмешивалась. Лежала, приподняв голову и не шевелясь, в оба глаза наблюдала за невероятной каруселью выпадов, ударов, блоков и перемещений, которая кружилась с почти нечеловеческой скоростью. На поляне, казалось, стало мало места для двух единоборцев, вкладывавших в удары поочерёдно то любовь, то ненависть. И хотя поначалу было заметно, что Иван лишь оборонялся, умело блокируя не по-женски резкие удары, однако постепенно заводясь от боевого азарта, начал двигаться в полную силу. Но без применения своих экстра-навыков. По честному. В истинном первоначальном облике. Если бы он атаковал всей мощью, то от никомедки, всего лишь человека – осталась бы растерзанная горка мяса.
Под наблюдением Иры́ на зелёном ринге поляны вёлся настоящий рыцарский поединок. Бойцы сразу же отринули саму мысль об использовании оружия – и Маштарикс, выкинувшая бластер, и Иван, который после начала поединка имел неоднократную возможность применить свой смертоносный лучевик. Мощные завершающие движения мужчины компенсировались немыслимой гибкостью тела Маштарикс, которая ухитрялась уворачиваться от стопроцентно убийственных ударов.
По лицу Ивана текла кровь из рассечённой брови, заливая правый глаз. Это заметно сузило контролируемый сектор боя, что было очень опасно, ввиду фантастической маневренности никомедки. Но даже один левый глаз пока успевал выхватывать все её движения.
Левая рука Маштарикс уже не действовала, повиснув как надломленная плеть. Однако темп от этого не снизился. Напротив.
В поединке постепенно наметился перелом. Теперь уже Иван теснил Маштарикс. Вернее, оттеснял от распростёртой на измятой траве Иры́, заметив, что никомедка стремится не отдаляться от лежащей заложницы. Теперь уже он совершал больше движений, всякий раз оказываясь между двумя женщинами. Однако расстояние между женщинами вновь постепенно сокращалось. Со стороны казалось, что Маштарикс уже не столько сражается с Иваном, сколько, пожалев о содеянном, рвётся к Ирé, желая поскорее расправиться с ней. И удары по Ивану наносит лишь с целью смять, отбросить мешающего ей мужчину…
Удары уже не были заметны, только смазанные движения, обозначавшие их траектории. Только гортанные выкрики на выдохе. Только резкий шелест тел в уплотнившемся воздухе. Только…
Внезапный вскрик!
Хруст ломаемой кости.
Сухой треск-хлопок прорываемой кожи…
Влажный чавк.
И тишина.
Ветер, метавшийся между крон деревьев, внезапно стих. Так же резко, как и начался. На поляне во весь рост стоял лишь один человек.
Большой мужчина.
Второй человек подымался на ноги, чтобы встать во весь рост.
Маленькая женщина.
…Он стоял над длинным тонким телом собственноручно убитой боевой подруги, превратившейся во врага. И держал в ладони её вырванное сердце. Оно было горячим, но леденило его руку. Взгляд Ивана скрестился с пристальным взглядом Иры́. Сколько же прошло времени? Она уже пришла в себя, поднялась и тоже стояла над телом Маштарикс… Он не заметил, как она встала, он был не в силах оторвать взгляд от возненавидевшего его сердца. Продолжая видеть в нём сердце, что любило его… Когда безумство схватки рассеялось, он опять начал падать в пропасть памяти, которая шипела: «Как ты мог!»
Он падал в ледяную пропасть, и, казалось, ничто не в силах остановить это падение. Вокруг исчезло всё, кроме них. Его и Маштарикс. Её сердце опять начало теплеть, согревая оледеневшую ладонь.
Он увидел… Зрачок в безжизненно застывшем глазу Маштарикс шевельнулся. Её рот растянулся в слабой улыбке. Опять послышалось: «Как ты смог… ведь я тебя так…»
Пелена вокруг её лица густела. Стелилась туманом, заполоняя собою всю поляну. Он стоял по колено в туманном мареве, а Маштарикс, напротив, не тонула в нём, а поднималась. Она возлежала на этом всё прибывающем туманном облаке, словно была не меньше чем ангелицей. И чем плотнее туман заполнял поляну… долину… пустошь… вселенную… чем больше утопал в нём Иван, тем выше, словно на невесомой перине, поднималось тело Маштарикс. Её улыбающееся лицо… Её взгляд…
Она была настолько близко, совсем рядом, что нельзя было даже пошевелиться.
– Как ты смог… ведь я тебя так… – она тянулась к нему губами и не могла преодолеть последние сантиметры. – Айвен… зачем оно тебе… отдай!
Она тянулась ослабевшими руками к своему сердцу, пульсирующему на его ладони.
– Отдай, отдай… зачем тебе моё сердце… покрытое ядом ненависти… внутри оно переполнено любовью, но яд тебя заморозит прежде, чем любовь согреет… отдай! Зачем тебе любовь, в которой ты больше не нуждаешься? Отдай… что мне делать без сердца… отдай…
Его пальцы, сжимавшие сердце, начали непроизвольно разжиматься.
Губы Маштарикс шевелились у самых его глаз.
– Любимый, как ты мог… ведь я тебя так… НЕНАВИЖУ!!! – шёпот взорвался громовым криком. – ПОЛОЖИ НА МЕСТО!
Голова Ивана дернулась, раскалываясь на части.
– СОЛ!!! – Ирá трясла его за плечо. – Любимый, ПОЛОЖИ ЭТО НА МЕСТО! Бежим отсюда!..
Марево растаяло, отступило. Однако он не слышал Ирý. Лишь неотрывно смотрел на остывающий, окровавленный кусочек плоти, неподвижный, уже не бившийся на его ладони.