Всё чаще и чаще Азуми бормотала о черничном пироге и о том, какой он вкусный, почти как скипетр короля, только с сахаром. Кацуми старалась не разговаривать с соседкой. Она подходила к столу тогда, когда Азуми забирала свою часть и прихватывала часть Кацуми. Пусть ест, решила Ямамото, зато без скандалов.
Постоянный страх перед очередным изнасилованием выматывал нервы не хуже бормочущей Азуми. Стресс — бич двадцать первого века, хлестал Кацуми изо дня в день и заставлял вздрагивать от каждого шороха. Она пыталась написать что-либо про короля, но каждый раз он забраковывал её текст.
Ему не нравилось, что она писала о короле, как о добром человеке, не нравилось, что она писала, как о злом. Не нравилось, что она делала его справедливым или подлецом. Он едва не разнес ноутбук в дребезги, когда услышал, что король милосерден. Недовольно прорычал, когда услышал, что Кацуми назвала его свирепым.
Порой, миссис Ямамото даже завидовала Азуми — её он просто трахал и не требовал никаких творческих изысканий.
От отчаяния Кацуми начала писать новую историю. Для себя. Также, как начала писать, когда счета за дом, газ, электричество ввергали её в пучину ненависти к себе, к малозарабатывающему мужу, к правительству, которое своими бюрократическими преградами не давало домохозяйкам никакой подработки, кроме официанток и посудомоек.
В то время она начала писать о любви. Писала неумело, через раз ошибалась, злилась на себя, но продолжала. Книги по писательскому мастерству помогали в какой-то мере, однако, больше всего помогали другие книги — те самые, которые продавались с первых полок, сверкали глянцевыми обложками и расходились многомиллионными тиражами.
На этих обложках мускулистые молодые люди страстно обнимали прекрасных женщин, а те заглядывали в глаза с такой собачьей преданностью, что Кацуми хотелось просто взять и встряхнуть их.
В такие моменты хотелось крикнуть: «Женщины! Вы же равноправные партнеры! Зачем вы готовы бежать за мускулистым мудаком на край света? Ведь в конце книги он вас добьется, а дальше что? А дальше он может разориться, сломаться и лежать на диване в заляпанных кетчупом трусах, со свешивающимся на плед пузом. Вы ради этого готовы бросить всё?»
Вот тогда-то разозлившись на всю женскую половину человечества, она и написала свой первый роман о любви насильника к жертве и об ответном чувстве…
Интернет дает возможность любому человеку вынести свое творчество на суд людей. С Амазона её заметили, посыпались предложения о сотрудничестве, но лучше всех расстаралась Сэкико Накамура. С ней-то миссис Ямамото и заключила контракт.
Книги Кацуми поднялись на верхушки рейтингов. Скандалы вокруг них разгорались, как угли в кузнице под напором воздуха.
Скандалы всегда привлекают внимание, потому то книги Кацуми начали разлетаться быстрее, чем свежие пирожки суровой зимой. Гонорары посыпались золотым дождем, и она уже не считала — сколько завтра ей нужно будет заплатить за дом, за газ и за электричество. Два предложения экранизации оказались отвергнутыми Сэкико, она пояснила, что суммы за сценарий просто смехотворны.
О том, что Кацуми сама может попасть под роли своих жертв, она не думала. Она всего лишь писала развлекательную литературу. Она всего лишь зарабатывала деньги…
Сейчас же она начала писать сказку о похищенной принцессе, которая сопротивляется похитителю и строит козни в ответ. Сквозь темноту и беспросветность последующей жизни Кацуми старалась светить фонариком юмора.
Юмор выходил печальным, но это был единственный выход эмоциям, которые накатывали с каждым посещением короля. Тревога росла по мере того, как он всё чаще и чаще останавливал на ней взгляд, когда велел заткнуться и написать его как надо.
Как надо?
Он не говорил…
Азуми же становилась всё более безрадостной. Она не хотела вставать по утрам, застывала в одной позе на кровати, и Кацуми приходилось вглядываться в колебания одеяла, чтобы удостовериться в том, что она дышит. Лишь по вечерам появлялась некоторая активность, когда король приносил еду, и соседка вставала за своей порцией. Тогда можно было с ней поговорить, в такие минуты наступало временное просветление сознания.
— Скажи, Азуми, а как тебя похитили? — спросила Кацуми, когда в очередной раз соседка возвращалась от стола с прихваченной едой в руках.
Азуми забралась под одеяло и расположила перед собой хлеб, куски бекона, яйца и сыр. Получилась иллюзия упавшей корзинки на пикнике, когда продукты валятся в траву, а муравьи с жадностью набрасываются на «манну небесную». Сейчас муравьев не было, но Азуми всё равно осматривала каждый кусок прежде, чем положить в рот.
— Я не Азуми, а королева, — проговорила женщина, когда прожевала хлеб. — Я сидела дома и писала очередной роман. Ты знаешь, я всегда пишу голая. Да-да, как ты сейчас пишешь, только даже без одеяла. Это очень удобно, чтобы описать какую-нибудь сцену. Трогаешь себя везде, описываешь ощущения. Ты тоже так делаешь?
— Я так не делаю, — ответила Кацуми. — Это лишь мои фантазии, но если муж придет, то ему порой доставалось. Брала его подопытным кроликом.