Ответственность

«Дорогой мой братик Сашенька! Мне пришлось демобилизоваться, так как я вышла замуж за Шагова Ивана Артемьевича, помнишь его? Теперь он старший лейтенант. И у нас скоро будет ребенок. Вот почему меня демобилизовали, и теперь я живу дома, в леспромхозе, куда жду и тебя. Конечно, в Москве тебе куда веселее, а по мне ничего нет лучше нашей тайги. Теперь я тебе скажу главное: если ты еще ничего не написал Семену Емельянову, сыну нашего доктора, то еще и не пиши. Сначала прочитай все, что я описала в письме к нашему Бате. Не знаю, жив ли он, а если жив, то где он сейчас? В том письме я все, что знаю, описала про Емельянову и про ее сына Семена, который нам с тобой теперь как брат. Ты это запомни и письмо ему пошли».

После подписи «Твоя партизанская сестра Валя» были два адреса: леспромхоза, где жила она, и Семена Емельянова.

Отдавая Сашке это письмо, Наталья Николаевна сказала, что оно было вложено в конверт вместе с письмом к Бакшину, и, когда Сашка спросил, что пишет Валя, ему ответили:

— То, что она пишет, это, Саша, очень серьезно. Во всем может и имеет право разобраться только сам Бакшин. Это его дело. Вот вернется и наведет порядок.

Такой ответ еще больше укрепил желание уехать из дома, в котором каждый живет сам по себе и у каждого есть какие-то такие дела, о которых никто, даже самые близкие, и знать не должен.

— Каждый обязан заниматься только тем делом, которое ему поручено. Ты, например, должен учиться, и только учиться. Все посторонние дела надо забыть на это время.

Проговорив это, Наталья Николаевна посчитала разговор оконченным и склонилась над какими-то длинными листами ведомостей. Но Сашка не дал ей заняться делом:

— Ага… Так он, значит, пускай сам по себе страдает в неизвестности.

— Ты о ком?

— Да вот тут в письме, — Сашка взмахнул листками Валиного письма. — Тут радистка наша пишет, что все командиру нашему описала про врачиху, про Емельянову. А вы мне ничего не рассказываете…

— Знаешь что? В этом вопросе предоставь нам самим разобраться. — Наталья Николаевна решительно повернулась к своим ведомостям, и Сашка понял, что разговор окончен.

Он ушел в столовую и там у своего столика еще раз перечел письмо. Не вычитав ничего нового, он начал размышлять. Конечно, взрослые в конце концов все-таки разбираются в своих делах. Сначала все запутают, а потом начинают разбираться. Такое убеждение, основанное на его житейском и боевом опыте, всегда толкало его на самостоятельные действия. Война отняла у него все детские радости, но не оставила времени, чтобы пожалеть об этом. Да он и не считал себя человеком, которого обидела судьба. Люди, случалось, обижали, и, как он сам считал, себе же во вред. Он был уверен, что, будь он около Бакшина, ничего бы тогда с командиром не случилось…

А вскоре пришло письмо и от Семена Емельянова — названого брата. Этого письма Сашке тоже не дали. Тогда он понял, что ждать ему тут дальше нечего.

— Ну вот и уезжаю я от вас. Отбываю.

— Да что ты, Саша? — не очень удивленно спросила Наталья Николаевна.

— Поеду к Бате. К командиру нашему.

Они только что кончили ужинать, и Наталья Николаевна смотрела, как Саша убирает со стола посуду, и думала о своих многочисленных делах, какие назначены на завтра.

— А когда ты вернешься? Тебе еще столько сделать надо к учебному году.

Сашка отнес посуду на кухню, вернулся и только тогда ответил:

— Как Батя скажет.

— Его зовут Василий Ильич.

— Это я знаю.

— А называешь Батей… Теперь он тебе не командир, я думаю.

На это Сашка ничего не ответил, и когда она попыталась уточнить срок Сашкиного возвращения, то ничего не добилась, и даже не поняла, вернется ли он вообще. По всему видно, что он не намерен жить у них. Этому она не очень удивилась. Ей и самой всегда казалось, что Сашка не приживется в их доме, хотя совсем не понимала, почему. Неопределенность положения ее не устраивала. Она всегда все умела объяснить очень убедительно и на этот раз не успокоилась, пока, как ей показалось, не открыла причины и даже нашла подходящее сравнение: дичок — растение, принесенное из леса и пересаженное на культурную почву, — не приживается. Аллегория эта на время успокоила ее. Ей и в голову не пришло, что всему виною ее высокоразвитое чувство долга, чувство до того стерильное, что в нем не осталось места для самого обыкновенного человеческого тепла.

А вот Сашка так очень удивился тому, что Наталья Николаевна даже отговаривать его не стала. Она сама и билет ему купила, и продуктов на дорогу собрала. И еще — он так и не понял, осуждает она его или одобряет. Или ей все равно? Или она даже рада, что в доме не будет чужого человека?