Ответственность

У нее оказался сильный характер и непоколебимая логика. Верно, Бакшин иногда подумывал, что это обычное женское упрямство, но вслух такого не говорил. Вскоре после женитьбы она заставила его учиться. Он поступил в строительный институт. Жить было трудновато — ее учительское жалованье и его стипендия. Но, чем труднее, тем великолепнее расцветают мечты о будущей жизни. А спустя много лет, когда он уже работал сначала главным инженером, потом начальником строительства, когда наступила эта великолепная жизнь, мечты исчезли. На них попросту не хватало времени. Да и потребность предаваться мечтам миновала. Конечно, может, где-нибудь еще и водились мечтатели, но Бакшина они совершенно не интересовали. Все это значит, что молодость прошла, а он этого даже и не заметил.

Ничего он не замечал, кроме работы. Даже никогда точно не знал, в каком классе учится сын и, тем более, как учится. Он строил. Все радости и печали были связаны с делом. Других не знал ни печалей, ни радостей. Приезжая домой, обычно поздно вечером, говорил жене: «Обнаружили течь в четвертом котловане». А у нее и своих забот много, домашних, служебных, и, кроме того, она ничего не понимала в строительстве. «Господи, этого еще не хватало!» Но оказывается — это очень хорошо, что наконец-то обнаружили эту проклятую течь: «Три дня бились, пока нашли. Теперь дело пойдет».

Но вместе с тем она гордилась мужем, и его положением начальника крупного строительного треста, и двумя его орденами, и тем, что Сталин упомянул его имя как одного из передовых командиров пятилетки. Для его тридцати лет — блестящая карьера.

А он и о жене знал так же мало, как о сыне, но был глубоко убежден, что у него прекрасная, крепкая семья, не замечая, что семьи-то в сущности и нет. Есть три человека, живут они под одной крышей, каждый по себе, только для себя, для своего дела, не заглядывая в дела другого. Но всем окружающим тоже казалось, что семья хорошая.

Никогда Бакшин не был карьеристом, и личное благополучие ничуть его не заботило. Он шел, куда посылала партия, и делал то, что она приказывала. Полное и самоотверженное подчинение — иначе он и не мыслил своей жизни. Подчиняться и подчинять себе — в этом он видел смысл дисциплины, без которой немыслима жизнь общества. И каким бы сложным и трудным ни было поручение, он его выполнял и гордился тем, что именно ему поручается все самое трудное. Именно трудные задания составляли смысл и гордость его жизни, но в этом он не любил признаваться, хотя гордость — не бахвальство.

НАСТОЯЩЕЕ И БУДУЩЕЕ

Больничная койка располагает к воспоминаниям и самоанализу, особенно, когда опасность миновала, все боли и все муки уже позади и до сознания уже дошло, что самое лучшее на свете — это жизнь.

Эти простейшие истины, несмотря на их банальность, являются первыми и несомненными признаками того, что человек пошел на поправку.

И вот тут-то и начинается жадное поглощение той жизнеутверждающей информации, которую доставляют радиорепродукторы, контролируемое врачами чтение газет и никем не контролируемые россказни и слухи, которые всегда опережают официальные сообщения. Тем они и завлекательны. Человек рвется в жизнь и скорее хочет узнать все, что там произошло, пока он отсутствовал, и что происходит сейчас. В это время в каждом пробуждаются дремавшие до поры неведомые силы, и даже самый смирный человек становится бунтарем, готовым восстать против ненавистного госпитального режима.

Именно в эти мятежные дни Бакшин, проклиная свое затянувшееся недомогание, принял одно, главное решение. Он решил, как только соберется с силами и ознакомится с теми «обстоятельствами», которые жена не решилась доверить письму, снять с доктора Емельяновой тяжкое обвинение. Никакие обстоятельства не должны повлиять на его решение. Справедливость будет восстановлена.

Вторым его решением было — разыскать Семена Емельянова, все рассказать ему и помочь всем, чем только можно.

Бакшин должен выполнить еще один свой долг. Только и всего. А все эти рассуждения насчет душевных издержек не стоят того, чтобы о них много говорить, когда потрясен весь мир. Долг, только долг — и ничего больше. Будущее потребует неизмеримо больше сил и душевного напряжения. Этот мальчик, Семен Емельянов, потребует. Он захочет узнать не только, как все получилось, но и для чего?

Ох, как мало мы думаем о своем таком близком будущем!

Бакшин вздохнул, и Сашка сейчас же поднял голову. Вот, тоже будущее.

— Батя, чего?

— Ничего. Спи.

И этот тоже спросит. И уже спрашивает, ведь он только и приехал затем, чтобы быть под рукой у своего командира в предстоящей боевой операции. Разведчик, заброшенный из будущего. Лежит вот, посапывает, а что у него в голове? Спроси — не скажет.