— О том, что «белые платочки», наполнявшие храмы в советские годы, защитили эти храмы от разрушения, сказано немало — в том числе и мной.
Но те бабушки, что сегодня стоят в наших храмах — они ли их отстояли? Где они были 20 лет назад? Сегодня число открытых храмов раз в 10 превышает число действовавших приходов при советской власти. Число прихожан увеличилось пропорционально. Значит, лишь одна из десяти сегодняшних пожилых прихожанок была в Церкви 15 лет назад. Вспомним, что далеко не все люди, встретившие пору реформ в уже пожилом возрасте, смогли дожить до наших дней, и станет понятно, что число исповедниц среди нынешних старших прихожанок не так уж велико — менее даже десяти процентов.
Так что тем, кто говорит мне, что я не имею права критиковать «бабушек, спасших Церковь», я отвечаю: из своих сорока лет я посвятил Церкви уже более половины. Многие ли из наших пожилых прихожанок могут сказать о своей жизни так же? Где они были в свои 19 лет (а я крестился именно в 19)? Где они была в том 1982 году? Какую идеологию тогда исповедовали? Как давно они сами в Церкви и чем они рисковали, переступив порог храма? Так что не стоит позавчерашним комсомолкам говорить, что они и есть герои, спасшие церковь. Те кто ее спас — это люди более старших поколений, это те, кто были церковными бабушками в 30–60—х годах. Но это поколение церковниц уже у Бога.
Наконец, тот типаж, с которым я веду полемику, во все годы не спасал Церковь, а разрушал ее изнутри. Это прихожанки, сами себя назначившие в цензоры и контролеры. Они в советские годы помогали комсомольцам: дружинники не пускали молодежь в храмы снаружи, а эти ревнительницы выгоняли молодежь из храмов изнутри.
В общем — разные они, церковные бабушки. Есть такие, чья улыбка светит Причастьем[328]
. А есть самые настоящие «бабки ёжки»: они в своей доцерковной жизни были лишены уважения и власти (и на работе и в семье), так напоследок в храме норовят хоть что-то приватизировать и почувствовать себя вправе командовать.А иногда, конечно, с нашими бабушками буквально — «и смех, и грех». Видишь проявление истовости их веры, но это проявление исполнено так, что и без смеха смотреть нельзя. Но и смеяться-то в данном случае грешно. А как без улыбки читать такое, например, объявление в сознательно «народном», попсово — «православном» журнале: «Мы с мужем болеем и нуждаемся в деньгах для поездки по саятым местам — ради исцеления от недугов. А еще хотим приобрести икону «Прибавление ума»…»[329]
.— Вы молитесь перед началом Ваших бесед?
— Да, перед вступлением в аудиторию. При этом я не столько произношу традиционные молитвы по молитвослову, сколько просто говорю: Господи, Ты знаешь, зачем Ты меня сюда привел, помоги мне. И, действительно, я чувствую, что Господь мне помогает. И помогает не потому, что я такой хороший, а просто потому, что это нужно другим людям. И любой священник подтвердит, что очень часто Господь дает силы и слова через священника ради человека, который к нему обращается. И даже невзирая на грехи самого проповедника.
— А какой должна быть современная проповедь? Для всех ли пригодны Ваши своеобразные приемы?
— Я совсем не хотел бы, чтобы люди меня копировали. Для этого нужно пройти мой путь, быть мной. Требование же к проповеди Христовой одно — быть Христовой проповедью. Человек индивидуален, и проповедь индивидуальна. Евангелия тоже отличаются индивидуальностью изложения: у Марка — одно, у Иоанна — другое. Но их объединяет одна вера, один Христос.
А «приемов», я надеюсь, у меня нет. Я вообще не люблю людей куда-то звать. Я боюсь этого. Я никого не зову в Православную Церковь. Наоборот, иногда говорю: подумайте, куда вы идете, как вам будет здесь тяжело.
— Но ведь это как будто непедагогично?..
Ну, это пусть тоталитарная секта «рисует»: вот, попадешь к нам, получишь все блага земные и небесные, Христос тебя любит, ты спасен и т. д. Я должен честно сказать, что быть православным тяжело. И действительно тяжело, со всех точек зрения.
Но если вы честны перед Богом в своем поиске, то ищите Православия, потому что Православие — это Истина, но не думайте, что вы здесь комфорт какой-то найдете: душевный, интеллектуальный, человеческий, культурный. Может, все это приложится, не знаю. Но гарантий нет. Скажем так: Голгофа гарантированна, а Фавор — нет.