Конечно, если семинарист вместо службы пойдет на рок-концерт — это плохо. Но если студент пошел на рок-концерт вместо дискотеки — то это, пожалуй, лучше. Прикосновение к одной и той же ступеньке для одного человека будет нисхождением, а для другого — подъемом. Увы, в современной церковнйо педагогике отчего — то считается, что все мы уже в идеальном состоянии и потому всё мерится отстоянием от исихастсткого идеала (а потому и осуждается).
В общем — классическая полемика оптимиста и пессимиста насчет наполнения ведра. Для пессимиста оно полупустое. Для оптимиста оно же наполовину полное. Дорогу между храмом и свинарником можно измерять расстоянием от храма (и тогда это будет повод к постоянным досадам и сожалениям) А можно измерять его отстоянием от свинарника (и тогда каждый шаг будет поводом к радости). Важно заметить вектор движения и тогда уже поддерживать одно и препятствовать другому. Я был рад увидеть на концерте ДДТ своих студентов из МГУ, но испытал более сложное чувство, увидев там же моих молодых прихожан, и был бы однозначно огорчен, если бы увидел там семинаристов…
И в этой дискуссии, как и во многих других, проявило себя «заветное начало греков: частичку уступи, все поползет и расползется. Хоть оно и правда — отчасти, но нельзя же оставаться всему как есть неизменно. Подле неизменяемого есть и изменяемое. Вот эту сторонку как бы они угадали как следует»[370]
.Кроме того аргумент «концерт опасен тем, что на него могут пойти вместо Всенощной» слишком силён. Им можно убить любое церковное дело. Ведь априори ясно, что для православного человека важнее всего молитва. И тогда можно сказать: «Не смей читать богословские книги, потому что ты можешь их читать вместо Всенощного бдения». «Не смей помогать в реставрации храма, потому что в это время ты мог бы в уединении читать псалтырь!». «Не смей… ну, в общем — ничего не смей, потому что любое дело отвлекает от молитвы…».
Вообще же все услышанные мною контр-доводы мне показались мелкими. По сравнению с тем, чему я был свидетелем. А я видел, как менялись души ребят, их жизни.
В Челябинске 18-летний рокер после призыва Кинчева придти на мою лекцию весь день ходил за мной как приклеенный. При расставании он сказал: «За этот день Вы перевернули все мое сознание!.. это самый счастливый день моей жизни». Он действительно выглядел счастливо-ошарашенным. Даже ради одного такого мальчишки можно пожертвовать толикой внутрицерковных «неприятностей» и сплетен.
Как тут не вспомнить слово честертоновского отца Брауна: «Если вы не понимаете, что я готов сровнять с землей все готические своды в мире, чтобы сохранить покой даже одной человеческой душе, то вы знаете о моей религии еще меньше, чем вам кажется»[371]
. А здесь и разрушать-то и менять ничего не надо — надо просто не-зло посмотреть на наших детей и их увлечения…А ведь такой мальчишка не один. «После концерта нас нашли несколько молодых людей, креститься хотят. Пришлось открывать для них катехизаторские крусы: очень грамотные ребята оказались. Сейчас готовим их к крещению», — рассказывает о. Артемий Скрипкин, организатор концерта «Рок к Небу»[372]
.А еще в Воронеже у меня был примечательный разговор с одним монастырским послушником. Он подошел ко мне и решительно произнес: «А в нашем монастыре братия не одобряет Ваши заигрывания с рокерами!». Я ответил, что в принципе для меня это не неожиданно и все же попросил уточнить — что именно осуждают его знакомые монахи. — «Ну Вы же понимаете, что рок-музыка — это сатанизм!». Хорошо, говорю, но где же сатанизм в песнях Кинчева? Ведь его стихи ничем не могут оскорбить слух православного человека! — «Да, стихи у него хорошие, но музыка-то все равно сатанинская!». Но что же именно в ней такого сатанинского? — «Там жесткие, агрессивные ритмы, барабаны…». — А Вы считаете, что ритмы и барабаны несовместимы с православием в принципе? — «Да». — Но тогда скажите, под какую музыку шли в бой полки Суворова? Неужели под распев «Во поле березонька стояла?». Кинчев с своими жесткими ритмами делает то, что вряд ли способен сделать ваш монастырь со своими знаменными распевами: он воспитывает воинов для Святой Руси. И армейская музыка всегда была жестко-ритмичной.
Эта мимолетная дискуссия для меня еще раз обнажила серьезнейшую проблему нашей церковной педагогики: уж слишком женское у нее лицо. Когда я переходил на работу в Свято-Тихоновский Богословский институт, то спросил тамошнего проректора: «Большинство ваших учащихся — девушки. Как устроен семинарист, я знаю, а вот что такое девушка, изучающая богословие?» И в ответ услышал: «Видите ли, отец Андрей, лексикон Эллочки-Людоедки состоял из 12 слов. А наши студентки обходятся четырьмя: искушение, смирение, послушание, благословение». На этом лексиконе мужчину не воспитать.
Как воспитать в мальчике мужчину? Как не лишить его активного, творческого, агрессивного начала? Как не растворить его в бесконечных моралях и проповедях о «послушании»? Православный рок тут мог бы стать нашим помощником.