— Хорошенький выбор… — мрачно проворчал Йован. — Или сейчас помрешь быстро и не больно, или потом медленно и больно…
В отличие от косвенного разглашения Пакта — такого, которое случилось по глупости с Теодором, прямое разглашение кончалось действительно препаршиво. И смерть была куда мучительнее, чем та, что постигла Ласло и остальных. Колдовство это, вплетенное в Пакт при создании, нужно было ровно для таких вот случаев, когда подпактные сведения попадали к кому-нибудь совсем случайному и не слишком благонадежному.
— Так ты язык за зубами держи — и помирать не надо будет, — сказал Йовану Кайлен. — Умудрился же про книжку никому не растрепать, значит, и тут справишься. Отсидишь только за все, что наворовал, выйдешь — и делай что хочешь, если молчать будешь.
— А на суде я что скажу⁈ Вот спросит меня судья…
— … а ты ему и скажешь, что не книжку нашел, а бутыль с какой-то жидкостью. Что за жидкость — не знаешь, из чего состоит — понятия не имеешь, ты ж не химик. Когда за тобой полиция пришла, все в печке быстро сжег, — подсказал ему Корнелиу. — С ума съехать можно, я теперь кронебуржских воров учить должен законникам свистеть, будто они сами так ни разу не делали!
— Это он с перепугу не соображает, — щедро вступился за Йована Кайлен.
— Так что, подпишешь? — осведомилась Эйлин, подняв бровь.
— А что мне еще остается?..
— Кайлен? — Эйлин уставилась на него, и Кайлен поморщился.
Делать это он не любил ужасно: у него имелось слишком много претензий к Пакту, чтобы участвовать в его заключении. Но Эйлин его потом без соли сожрет, конечно, если ей сейчас придется тащить Йована сперва в холмы на подписание, а потом оттуда обратно, чтобы сдать Шандору в железные руки правосудия. Немного подумав, Кайлен решил, что лучше потерпеть заключение Пакта, чем выедание мозгов чайной ложечкой от прекрасной эйры Надзора. И протянул Йовану правую руку.
— Руку мне пожми, — велел он. — А потом держи крепко, не отпускай, что бы ни почувствовал, а то все заново придется начинать. Больно не будет, но может быть щекотно.
Йован протянул руку в ответ, медленно и нехотя, но ладонь Кайлена сжал крепко. Эйлин извлекла из сумочки на поясе широкую белую ленту и принялась обвязывать их руки, произнося все положенные слова на высоком наречии.
— Слышал, что она говорила? — спросил Кайлен.
— Эт латенский, вроде… — неуверенно сказал Йован.
— Вроде того, — хмыкнул Кайлен.
— Я по-латенски ни пса не понимаю.
— Это не обязательно, главное — чтобы повторить мог.
— Ну уж как-нибудь постараюсь…
— Повторяй слово в слово, настолько точно, насколько сможешь, — велел Кайлен. — Dearbhaím leis in tairngire seo…
— Дьaр… вим… лэш ин… — неловко, с запинками начал Йован, но Кайлен сразу ощутил, как по их рукам начала горячо и колко разливаться старая магия холмов.
Эпилог
Кайлен отложил газету и усмехнулся. Токсин в мыле, надо же! Еще и редкий, и заморский… Он себе живо представлял, как это происходило, видел уже подобные случаи пару раз. В полицейский участок заявилась Эйлин, сама на себя совершенно не похожая: магия иллюзии, сплетенная на основе эбед, еще и не такое могла. Шандор ее, наверное, представил кем-нибудь с кафедры химиков в Академии натуралистических наук. В этот раз химики отдувались за всех — и за Теодора, и за Йована.
Эйлин пришла и начала рассказывать — без единого слова вранья, конечно же: жители холмов никогда не врали. Говорила что-нибудь общее, вроде «мы провели исследование», а какие именно мы и что за исследование — полицейские могли сами додумать, сообразно своему разумению. В итоге, ничего конкретного так и не сказав, она у всего полицейского участка создала стойкое убеждение, что уважаемая специалистка из Академии им поведала, как пресловутый заморский токсин нашли в мыле у аптекаря. Во всех подробностях.
Рассказывать про мыло Кларе Андронеску Кайлен, разумеется, не собирался. Ей он был намерен раскрыть всю правду в тех пределах, которые позволял Пакт. Она вполне заслужила ее знать и жить дальше спокойно и не стыдясь того, что смерть мужа принесла ей только облегчение.