Отворяя двери надежды. Мой опыт преодоления аутизма

Пожалуйста, не тревожьтесь о том, как воспримем мы поставленный Вами тяжелый диагноз. Ни один родитель не перестанет любить своего ребенка из-за того, что его проблема названа по имени. Моя дочь осталась моей дочерью, семья семьей, и отношения в семье – прежними. Величайшее преимущество воспитания состоит в том, что это длительный процесс, а не какая-то сверхзадача, которую нужно решить за три дня.

Хоть Вы и полагаете, что через несколько лет Темпл безнадежно отстанет от сверстников, для меня ничего не изменилось. Если Вы считаете, что ей можно помочь психиатрическими методами, мы усердно последуем Вашим советам. Мне очень интересно было бы узнать, почему и доктор Крадерз, и доктор Мейез, которыми я глубоко восхищаюсь, осмотрев Темпл в три года, не назначили ей никакой специальной терапии. Мне хотелось бы узнать ваше мнение.

На всем нашем пути нам очень помогали советы профессионалов. Особенно мы благодарны больнице Святого Луки.

Еще раз благодарю Вас за помощь и жду дальнейших консультаций.

Искренне Ваша,

миссис Грэндин

После еще одной консультации родители начали возить меня к психиатру раз в неделю. Доктор Штайн был немцем, воспитанным на фрейдизме. По всей видимости, он стремился раскрыть тайны моего подсознания и понять, что же заставляет меня вести себя так, а не иначе. (В 1956 г. в психиатрии психоаналитического направления возникла теория, согласно которой аутизм вызывается психической травмой. Современная нейро-биология опровергла это предположение. Аутизм вызывается нарушениями в центральной нервной системе. Это физиологическая проблема.

На мой взгляд, доктор Штайн был похож на человека из рекламы «Таблеток от кашля братьев Смит»: симпатичный улыбчивый человек, с которым приятно поболтать и поиграть. На столе у него всегда стояла тарелка с конфетами «Эм энд Эм» – специально для меня. Выявить причины моей мифической «психотравмы» доктору Штайну, конечно, не удалось, однако он немало помог маме своими советами и рекомендациями. Мама научила меня читать, она защищала меня в конфликтах с учителями и одноклассниками, ее интуиция помогала мне больше, чем могли бы помочь часы дорогостоящей терапии.

Зная, что психиатр часто разговаривает с мамой наедине, я из-за этого рассказывала ему не все, что он хотел бы услышать.

Отношения окружающих оставались для меня абсолютно непонятными. Когда у мамы с папой возникли трения, сестра Джин часто спрашивала меня: «Как ты думаешь, мама с папой не разведутся?» «Конечно, нет!» – уверенно отвечала я. Они ведь не кричали друг на друга – по крайней мере, при мне; а более тонких признаков, говорящих об ухудшении взаимоотношений, я просто не замечала.

Джин на полтора года моложе меня – мы с ней были близки. Брат и младшая сестренка моложе меня соответственно на шесть и семь лет – понятно, что они не входили в нашу компанию.

Никогда не рассказывала я психиатру и о «волшебной» машине. Даже в то время я понимала, что такие фантазии он сочтет уж слишком странными. Но если бы вместо толстой тетушки у меня была волшебная машина, возможно, не было бы и глупой болтовни о сексе, навлекшей на меня столько неприятностей. Я смогла бы контролировать поступающие стимулы и обеспечивать необходимый мне тактильный контакт, не рискуя при этом встретить такой напор впечатлений и ощущений, которого не способна выдержать моя нервная система.

Одно из исследований по проблеме детской мастурбации показало, что чрезмерная мастурбация прекращается, как только родители начинают проявлять к ребенку нежность и чаще его обнимать. Моя воображаемая машина, конечно, не могла заменить материнскую любовь; но она помогла бы моей незрелой нервной системе научиться принимать ласку от других любящих людей – таких, как мой отец и тетушка.

Доктор Штайн часто беседовал со мной о любви: спрашивал, кого люблю я, кто любит меня…

– А твои друзья в школе? С ними у тебя все хорошо? – спрашивал он.

– Ага. Хотя они меня часто дразнят, – и я беру с тарелки еще горсть «Эм энд Эм».

– А ты как отвечаешь?