Отыграть назад

Разумеется, Грейс и сама была единственным ребенком в семье. Правда, ее родители не возвысили дочь до статуса спасительницы мира, и очень часто она чувствовала себя одинокой. Вернее, как она потом сама себя поправила, не одинокой, а одной. Одна в доме и одна летом у озера. Одна вместе с мамой. Одна с папой. Сложные отношения с братьями и сестрами и сила их привязанности друг к другу всегда восхищали ее. Иногда, находясь в квартире у Виты на Восточной девяносто шестой улице, чем-то напоминающей лабиринт, она замирала в одном из коридоров, ощущая, как движение и споры (обычно это были именно споры) между Витой и ее тремя братьями накатывают на нее, словно волна. И это чувство вполне соответствовало тому, как и должен ощущать себя член настоящей семьи, а совсем не такой, какая была у самой Грейс. Она хотела, чтобы и у Генри была настоящая семья, но только это у нее не получилось.

Виты больше не было. Нет, не в том смысле. Она не умерла. И все равно ее больше не было. Вита обитала где-то тут – подружка, компаньонка, соседка по комнате в старом (а на самом деле полуразрушенном) доме на Центральной площади, – когда они заканчивали учебу, Грейс в Гарварде, а Вита в университете Тафтса, и, наконец – она подружка невесты на свадьбе у Грейс. А потом Вита… просто испарилась, исчезла из жизни Грейс, оставив ее в компании подобия подруг. В очень притом небольшой. Прошли годы, но Грейс была настолько благодарна ей за все, что у нее не находилось повода сердиться. И все-таки она так на нее злилась, что не могла грустить.

– Ты знала, что она придет? – через секунду спросила Сильвия.

– Кто? Та женщина, которая опоздала?

– Да. Тебе Салли что-нибудь говорила?

Грейс отрицательно покачала головой.

– Я не очень хорошо знакома с Салли. Мы видимся только в школе.

Впрочем, то же самое можно было сказать и о Сильвии, даже несмотря на то, что Грейс и Сильвия учились в одной школе (Грейс была на два года младше). Сильвия ей даже нравилась, и сейчас, и еще тогда, в прошлом. Грейс восхищалась Сильвией. Нелегко было в одиночку растить дочь, при этом работая полный день (Сильвия была адвокатом по трудовым спорам) и ухаживая за родителями, когда они вслед друг за другом заболели и умерли, и все это произошло за последние два года. Но больше всего она уважала Сильвию за то, что та не стала выходить замуж за человека, который не смог бы сделать ее счастливой, только ради того, чтобы родить долгожданного ребенка. Более того, когда Грейс объясняла своим клиентам – в частности, женщинам, – что отказ выйти замуж не за того парня вовсе не означал, что они останутся бездетными, в такие моменты она частенько вспоминала именно Сильвию. И еще ее удивительно талантливую дочку из Китая.

Как-то раз, когда родители привозили детей в школу, одна мамочка начала расхваливать потрясающий и совершенно очевидный ум Дейзи Стайнмец, но Сильвия лишь неопределенно пожала плечами. Грейс услышала тогда, как она заявила: «Но ко мне это не имеет никакого отношения. Это не мои гены. Дейзи почти до года вообще не слышала английскую речь, но стала бегло разговаривать уже через месяц-другой после того, как я привезла ее в Нью-Йорк, а в три года уже читала. Конечно, я радуюсь за нее, она такая умница. Думаю, это поможет ей в жизни. Я хорошая мать, но тут моей заслуги нет».

Такое заявление прозвучало как минимум неожиданно в мраморном фойе школы Рирден.

– Она очень странная, – сказала Сильвия.

– Салли?

– Нет. – Сильвия позволила себе хихикнуть. – Та женщина, Малага. Она подолгу сидит на лавочке в парке через дорогу от школы, понимаешь? После того, как приводит сына на уроки. Просто сидит там и все.

– С малышкой? – нахмурилась Грейс.

– Сейчас да. Раньше, когда была беременная, тоже сидела там. При этом она даже книжку не читает. Неужели ей нечем заняться в течение дня?

– Наверное, – ответила Грейс. Для нее, как, вероятно, и для всех остальных обитателей острова Манхэттен, не иметь дел, вернее, даже не так… не быть весь день занятой, как ненормальная, каждую минутку, было просто непостижимо. И для таких женщин, как они сами, обидно и даже оскорбительно. – Может, она сильно переживает за своего мальчика? Мигеля, если не ошибаюсь? – предположила Грейс.

– Да, его зовут Мигель.

– Ну, может, ей хотелось находиться рядом на тот случай, если ему понадобится ее помощь.

– Хм…

Пару кварталов они прошли молча.

– Это как-то очень уж нелепо, – наконец высказалась Сильвия. – Ну, то есть сидеть вот так, как она.

Грейс ничего не ответила. Не то чтобы она была не согласна с таким утверждением. Но ей не хотелось соглашаться всегда и во всем.

– Может, у них так принято, – наконец предположила она.

– Я тебя умоляю, – парировала женщина, у которой дочка-китаянка уже прекрасно разбиралась в тонкостях религий.

– А кто у нее муж? – поинтересовалась Грейс. Они уже подходили к школе, сливаясь с группой других мам и нянек.

– Ни разу его не видела, – призналась Сильвия. – Учти, я была шокирована не меньше тебя, когда Салли предложила выставить на аукцион парочку твоих сеансов по психотерапии.

Грейс рассмеялась.