Отыгрыш (СИ)

Тем не менее, любимая тема у него издавна была. Еще с сопливого пацанства, когда, бесцельно блуждая в окрестностях дедовой деревеньки Малая Фоминка, набрел Санька Годунов на обшарпанную зенитку в окружении чахлых анютиных глазок вперемежку с сорняками. На казенной табличке суконным языком говорилось, что здесь, на этом вот месте, где сейчас переминался с ноги на ногу Санька, третьего октября сорок первого года держал оборону безымянный расчет.

Санька и сам толком не понимал, с чего это вдруг мертвой хваткой вцепился в деда — расскажи да расскажи. Дед поведать мог не больше того, что Саньке и так уже удалось разузнать. Да и не было деда тогда в Фоминке — его призвали двумя неделями раньше, и в эту пору он топал в составе маршевой роты навстречу неведомому будущему. Это будущее, став прошлым, залегло на верхней полке дедова шкафа и извлекалось единожды в год, чтобы занять почетное место на старом дедовом пиджаке… Медали "За оборону Москвы" и "За взятие Берлина" после дедовой смерти безвестно сгинули, Санька, к тому времени уже старший лейтенант Годунов, концов не нашел, как ни искал. Александру Васильевичу казалось, что увидь он их сейчас (где? разве что у какого-нибудь торговца краденым антиквариатом, пока что не попавшего в поле зрения правоохранительных органов?) — тотчас узнал бы…

Дед тоже был артиллеристом. Он мог вообразить себе тот скоротечный бой. Мог и рассказать — и рассказ его ничуть не походил на занимательные истории, которыми он по обыкновению баловал Саньку.

Бабушка, хоть и оставалась в родной деревне, хоть и пережила оккупацию "с первого денечка до остатнего", тоже ни полсловечка добавить не могла. Безымянный расчет — и все тут!

Одна единственная зенитка против бронированного кулака Гудериана. А потом…

Что потом — об этом Санька узнал от второго деда, мамкиного отца, коренного орловца, ещё в царские времена его предки значились орловскими мещанами. Этого деда военная судьба тоже занесла за тридевять земель от родины — под Ленинград. Но потом, после войны, работал он в родном Орле на строительстве завода дорожных машин. При рытье котлована зачерпнул экскаватор полный ковш стреляных гильз вперемешку с землей, там же при ближайшем рассмотрении обнаружились фляга, солдатская звездочка… И тогда ветераны (шутка сказать — ветераны! Они ж тогда были моложе, чем Санька сейчас) послали запрос в Подольск, в архив. И выяснилось, что здесь, на окраине Орла, третьего октября сорок первого года, держали оборону два батальона 201-й воздушно-десантной бригады. И чекисты 146-го отдельного конвойного батальона… Но об этом сейчас, в просвещенные нулевые двадцать первого века — ш-ш-ш!.. О десантниках — сколько угодно. Но о конвойниках — упаси Боже! Моветон-с.

Впрочем, при Леониде Ильиче, а тем паче при Юрии Владимировиче — не возбранялось. И даже поощрялось. Пару раз в газетах промелькнули заметки в полтора десятка строк. Да ещё в выпускном классе историчка, настропалённая неугомонным Санькой, договорилась с администрацией завода дорожных машин об экскурсии на мемориал. Громко сказано — мемориал. Песочно-серая стела с очертаниями трех склоненных женских лиц и Вечный огонь, обрамленный пятиконечной звездой. Ни одного намека на событие, которое все больше и больше занимало Саньку, принимая очертания той самой — главной в жизни — темы. Тетушка из профкома, которой поручили встретить школяров, выдала речитативом заученный раз и навсегда текст (все это Саньке уже было известно) и посторонилась, пропуская гостей к постаменту — возложить цветы.

Потом наступил принципиально новый жизненный этап — вздумалось ему, потомственно сухопутному, пойти в Морфлот. А так как ни здоровьем, ни соображалкой он обижен не был, привела его судьба на АПРК "Орёл". Служил, как говорится, не тужил, для души кропал ностальгически стишки о родном крае, изобилующие штампами типа "крылатый мой город", но, в отличие от многих и многих, свое место в литературе осознавал — предпоследнее с конца — и не публиковался даже в боевых листках. Изредка бывая на малой родине, с маниакальным упорством исследователя продолжал искать материалы по обороне Орла, попутно перезнакомившись со всеми краеведами, интересующимися периодом, и переругавшись с доброй половиной из них по поводу того, можно ли считать действия десантников и чекистов обороной. Вопрос, впрочем, не стоил выеденного яйца — альтернативного термина предложить никто не мог, разве что самые упертые продолжали твердить, как мантры: "Орёл сдали без боя".

Это вот самое "без боя" занозой сидело в сознании Александра Васильевича. В сотый раз пытался он понять, как случилось, что командующий войсками округа, располагая всей возможной информацией и резервами, никак не проявил себя в организации обороны. Как случилось, что в Орле, когда в него вошли танки Гудериана, мирно бегали по рельсам трамвайчики, на заводских территориях громоздилось упакованное, готовое к транспортировке оборудование, а в госпиталях оставалось более тысячи раненых…