Отыгрыш (СИ)

Однако ж Годунов не мог не видеть лиц тех, кто стоял у самой трибуны: у женщины, обнимающей капризного пятилетку, разгладилась страдальческая складка у губ, старик перестал сокрушенно покачивать головой, девочка-подросток с пионерским галстуком, выпущенным поверх курточки, поглядела на Федосюткина с обожанием.

— Только давайте, товарищи, чемоданы добром не набивайте, — сказал секретарь таким тоном, как если бы беседовал с людьми с глазу на глаз в своем кабинете, а не стоял перед площадью. — И зверье с собой не тащите, все равно в вагон его взять не разрешим. Значит так: в первую очередь выезжают жители Коллективной и Рабоче-Крестьянской, прибытие на станцию через час, то есть в десять тридцать, следом — с Коммунистической и Красного переулка, прибыть к двенадцати тридцати…

"Только бы успеть", — Годунов подавил вздох.

— Всё, в добрый путь. И до встречи, — заключил Федосюткин.

"Ну, молодец ты, секретарь!" — мысленно восхитился Александр Васильевич. Хотел и вслух повторить, но не успел: над площадью в ритме маршевой поступи зазвучали первые такты "Священной войны". "И Горохов тоже хорошо сработал! Если он и у пулемета такой же расторопный…"

Расторопность же Федосюткина оказалась вообще выше всяких похвал. Годунов ещё спускался с трибуны, а секретарь уже говорил с каким-то седоватым мужиком в очочках и мятом пиджаке — распоряжался выдать эвакуируемым продукты с продовольственных складов из расчета столько-то того и столько-то этого на человека, распределение организовать непосредственно на станции.

— Да как же я… — с ходу начал причитать тот. — Возить-то на чем?

— Ваш грузовичок ещё вчера вечером был жив, здоров и не кашлял, — срезал его Федосюткин. — Какая ж хвороба с ним нынче приключилась? Насчет драпа, не того, который материя, беспокоитесь? Так я вам лично организую, вы у нас ни в какую очередь мобилизации не подлежите, я уже всю вашу медицинскую карту вашими же стараниями вдоль и поперек изучил, когда вы о путевках хлопотали. Только сперва дело сделайте, и сделайте, как надо. Вам же ясно и понятно, что всех сразу мы в состав не поместим. Вот и организуйте подвоз. На погрузку-разгрузку я людей вам дам, сколько скажете.

— Норму вы мне даете на взрослого? — насупившись, пробубнил собеседник секретаря. — А на детей какая?

— Слушай, Михал Сергеич, — перешел на задушевное "ты" Федосюткин, а Годунов с удивлением подумал: кабы не буйная шевелюра, седоватый был бы двойником последнего генсека. — Никто с тебя сегодня за лишний килограмм колбасы не спросит. И за десять не спросит. Ни сегодня и ни завтра. Никакой бюрократии можешь не разводить. Расчёт мой простой — чтоб всем хватило и никто на нас — и на тебя, Сергеич, персонально, в обиде не был.

И, показывая, что разговор закончен, повернулся к похожей на учительницу женщине в строгом платье:

— Ну а ваше, Ефросинья Степановна, дело известное — накормить вновь прибывших обедом-ужином. Дарью-то вашу мы отправляем, так что придется у товарища старшего лейтенанта пару бойцов вам в помощь попросить. Дарья-то, конечно, за троих работала, но, боюсь, троих нам не дадут, — и обернулся, ища глазами Нефедова.

А встретился взглядом с командующим, по-мальчишески смутился.

— Виноват, товарищ старший майор!

— С чего ж это вдруг и виноваты? — весело удивился Годунов. — Что особых распоряжений не ждете?

— Отвык, — почти не скрывая, что доволен прозвучавшей в тоне командующего похвалой, признался Федосюткин. — Когда за месяц в район двадцать тысяч эвакуированных поступает, как-то уже не ждешь, пока гром грянет.

Александр Васильевич машинально поглядел в проясневшее небо: дай Бог, чтобы гром грянул в намеченные сроки.

— Пойдем, секретарь, детали уточнять.