Отыгрыш (СИ)

Селезень уже был на месте, с недоверчивой миной обходил машины — наверное, уже не в первый раз. Оглядел кабины, сунулся под крылья — а ведь давно уже убедился, что "эти дуры не как зря приделаны". Так он перед вылетом из Орла высказался про железные ящики с бутылками, но и на девчат-пилотов тоже покосился. На старого ворчуна сразу, не сговариваясь, решили не обижаться — видно ведь, что по доброте душевной нудит и бухтит.

У девчонок, с легкой руки кого-то из механиков, прилады под крыльями стали называться "дерни за веревочку — дверь и откроется". Как в первый раз услыхали — посмеялись, конечно. Смех смехом, а, однако ж, страшненько оно — под каждым крылом по сотне бутылок и два десятка — в ящике рядом со штурманом. Странное дело: думать о тех, что под крыльями, неприятно, а вот стоит вспомнить про ящик за спиной — пробирает. А уж каково Галочке, у которой он под ногами!

"Скорей бы уже!" — Маринка поерзала, устраиваясь поудобнее, и требовательно поглядела в небо. Оно было такое, словно кто-то впопыхах малевал грязно-серым, чтоб самолетам среди этой пустоты хоть как-то спрятаться. Третьего дня дядьки из роты аэродромного обслуживания перекрасили все машины в такой же вот неопрятный цвет…

Ракеты! Одна, вторая, третья. "Юго-запад", — механически определила Маринка. Дождались! Теперь не то что бояться — думать некогда. Полынина надвинула очки и успела еще покоситься на командирскую "уточку" — что ж ты не поторопишься-то, а?! — прежде чем УТ-2 Полевого взял короткий разбег и поднялся в воздух. Следом — Зоя с Капой. Вот и ее черед.

А потом… вот это "потом" у Маринки воедино ну никак не складывается. Цель оказалась заметна издалека: черное марево на горизонте разрасталось вширь — по мере приближения и ввысь — само собой. "Делай, как я!" — командирский самолет снизился, пошел меж поросшими лесом холмами, чтобы незаметно зайти на цель. Несколько почти не ощутимых мгновений — и Полынина увидала внизу… не колонну, как она себе ее представляла, а мешанину черного и серого в густом дыму с проблесками огня.

"Работать по скоплениям техники", — так инструктировал Полевой. Нынче утром, ставя задачу, опять повторил. И вдруг добавил странное: "А вообще — хоть куда-нибудь сбросьте. Зашла на цель — бросай, не тяни время. И главное — с собой груз не унеси".

Маринка, к стыду своему, вспомнила об этом уже потом, по дороге домой… в Дмитровск. А тут… Снизу полыхнуло черно-оранжево красным и бабахнуло так, что фанерно-перкалевый самолетик вздрогнул и чуть накренился.

— Дава-ай! — что было сил крикнула Полынина.

Как посыпались из-под крыльев бутылки, она не почувствовала… или почувствовала, но сейчас не может вспомнить. Куда они попали, Маринка тоже не разобрала, надо бы спросить у Галочки, да язык не повернулся.

Немцы? Она понимает, что там были вражеские солдаты, но вспоминается что-то вроде лоскутков, рассыпанных по станине от швейной машины.

Зато явственно помнится: зубы заныли и самолет качнуло… не от попадания — это она, всем телом подавшись назад, заставила машину набрать высоту. Никогда прежде Маринка не слышала, как стреляют зенитки, но сразу сообразила: этот стрекот несет смерть.

Как уклонилась — сама не уразумела.

Потом они шли, едва не задевая брюхом высоченные сосны.

А дальше — она очнулась уже в доме. На плечах, поверх комбинезона, — дядьегорова телогрейка, но все равно знобит. И рука саднит. Даже смешно — только что из боя вышли, а рука болит от царапин, оставленных мстительной кошкой. Маринка шарит взглядом по горнице, что-то ищет… что? Где-то поблизости бормочет Селезень — если придет, то ей нипочем не найти.

— Полынина!

Ну вот, теперь — наверняка! — Маринка морщится, говорит, не оборачиваясь:

— Мне — для Кати… она тут забыла…

Что же она забыла?

— Все наше на взлетном, ребята отнесли, — глухо отвечает Селезень. — А Кати больше нету.

Маринка и верит, и не верит. Разве может такое быть, чтоб самолет сбили, а она не видела. И гребешок… Клавочка никогда за ним не вернется, иначе Григорий Николаич таким голосом не говорил бы.

Она разворачивается — и опрометью бросается уже хорошо знакомой дорогой к взлетному полю. Уже у края спотыкается то ли о камень, то ли о собственные мысли и падает.

Ей помогает подняться мужская рука, Маринка краснеет и огрызается:

— Сама бы справилась!

— Вы уже справились, — нет, это не голос Полевого. — Вы отлично справились с боевой задачей.

Она поднимает глаза и видит командующего.

— Справились?.. А зачем? — Маринка смотрит в спокойные зеленовато-серые глаза и, неожиданно для себя, срывается на крик: — Там и так все горело! Толку-то с того, что мы бутылками пошвырялись?!

Почему-то становится тихо. Так тихо, что слышно, как испуганно выдохнула Галочка — она ближе всех к Маринке.

— Толк есть, просто вы его оценить не можете, — старший майор как-то непонятно, но точно без злости смотрит на нее. Смотрит сверху вниз — Полынина хорошо если до плеча ему макушкой достанет — но не нависает… и вообще, понимает Маринка, он на равных держится.

Командующий оглядывает экипажи и продолжает чуть громче, обращаясь уже ко всем: