В школе совсем не так. Петьке там скучно и неинтересно. Уж очень муторно сидеть не двигаясь до звонка и смотреть только вперед, на доску и учительницу. А ему хочется посмотреть назад и по сторонам. Но вертеть головой не разрешают, обязательно сиди только смирно, положи на парту руки и слушай. Еще Петьку заставляют бессмысленно выводить палочки и кружочки по косой линейке в новенькой тетрадке. Как он ни старался, а ровно не получалось. Куда проще и забавней кляксу на тетрадку посадить. Чернила плывут и растекаются, замазывают все ровные и косые линии. Батьке жаловались по телефону, маму вызывали в школу. Петьку водили к директору и завучу. Каждому из них он давал обещания быть послушным. Они в один голос ставили в пример ему Ленку, называли ее передовой отличницей. Если бы Ленку не перехвалили, она не стала бы, наверное, такой зазнайкой. Петька в этом был уверен. С горем пополам он одолел первый класс, а во втором уже учился на новом месте, в другой школе, потому что снова переехали. Батьку перевели в небольшой военный городок Белоруссии, что совсем рядом с границей. В проходных стояла охрана, было много красноармейцев и командиров. Пускали за ограду по особым пропускам. Ребят знали наперечет и пропускали свободно. Школа вроде бы поменьше и лучше, чем в Виннице, но и здесь на уроках Петьке тоже нудно и неинтересно. Учился по-прежнему нехотя, еле-еле закончил второй класс. Сдал кое-как переводные испытания, но по арифметике все же оставили на осень. Арифметика не нравилась. Цифры хуже всяких букв, а слова лучше всяких чисел. Хоть бы не было этой осени, даже лета не надо, а сразу бы из весны перескочить в зиму, все бы забыли про осенние испытания и арифметику, сразу бы посадили Петьку в третий класс.
Теперь-то определенно батька не даст поносить свои карманные часы, хотя раньше пообещал. А вот Ленке он подарил наручные часы…
…Еще, кажется, глубокая ночь и до рассвета есть время поспать, а Петьку уже тормошат и спешно будят. По комнате бегают мама с Ленкой.
На улице страшно грохочет. Вспыхивает зарево, и все вздрагивает, словно по земле беспорядочно бьют тяжелой кувалдой. За окном рассвет смешался с дымом, огнем, копотью, пеплом. Напротив через дорогу торчат трубы печей, похожие на вздернутые дула пушек. Мама в старом халате бегает по комнатам как сумасшедшая, не понимая, что делать и за что хвататься. Следом за ней неотступно бегает Ленка, плача от страха и не отпуская мамин халат. Волосы у них распущены, на Ленке почему-то нарядное платье с кружевами и оборочками. Наверное, с испугу или спросонья накинула. Сейчас это платье выглядит некрасиво и нелепо. С каждым треском, визгом или взрывом снаряда Ленка безумно кричит. Мама бросала какие-то вещи в чемодан, высыпала из саквояжа украшения.
Прибежал батька, что-то прокричал маме в уши и быстро исчез. Потом появлялся еще несколько раз и снова исчезал. Весь в грязи, в пыли, в рваной военной форме, с остатками гари на лице, торопил маму и в то же время просил подождать его. Наконец у Дверей появился грузовик, и батька втиснул их в кабину. В кузове уже битком людей, испуганных, онемевших. Петька сел у самых ног Ленки и мамы. Батька проехал несколько улиц на подножке и что-то громко говорил и наказывал маме, но Петька в этом шуме ничего не слышал. Потом он быстро отстегнул часы, но цепочка порвалась, и батька сунул часы через разбитое стекло дверцы за пазуху Петьке.
На окраине города он спрыгнул, что-то прокричал, махнул рукой и остался, больше его не видели. Ленка с мамой прощально махали в пустоту.
Ревели самолеты, оставался позади грохот, вдалеке рвались снаряды. От страха Петька вместе с Ленкой крепко вцепились в маму. Молодой шофер растерянно смотрел вперед и причитал:
— Господи боже мой! Что же это происходит? Что же это происходит?
Машина неслась все дальше и дальше от военгородка. Прыгала на кочках, ухабах и колдобинах, наконец выскочила из широкой лощины прямо к железнодорожному полустанку. Здесь народу уже такое множество, что, кажется, никуда не пробиться и не подступиться. Штатские полуодетые люди лезут в товарные вагоны и на открытые платформы, им помогают несколько военных. Ловкие карабкаются сами, нерасторопных бросают, как дрова. Почти никаких вещей нет, лишь изредка видны большие чемоданы, маленькие сумки, саквояжи. Прибывали еще машины, привозили в кузовах женщин и детей, разгружались и мчались назад. На открытую платформу чьи-то сильные руки втолкнули сначала Петьку, потом Ленку с мамой. Мама тут же спрятала их под халат, прикрыла, как клушка птенцов. Военные стали выбрасывать вещи на насыпь. Не хватало места беженцам. Резко просвистел, предупредил и заторопил гудок паровоза, поезд толкнулся с места. Петька ударился локтем о борт. Мама растерянно вытирал им лица полами халата, будто это сейчас имело особый смысл. Подул свежий ветер, чувствовалась утренняя прохлада, но Петька всем телом дрожал. На маму было жалко смотреть в этом тонком, единственном не ней халате. Ленка по-прежнему выглядела нелепо в своем нарядном платье, лезли в глаза кружева и оборочки.