Отыщите меня

Постарались, в каждой кухонке поставили по две, как игрушечки, горелки. Одну вывели в дверцу голландки, другую под таганок на плите. Демка, видать, получил от нее свою милостыньку, красненький или зелененький «хрустик».

— Слышь, татарин, — смеялся подвыпивший Демка, — Варвара-то Корнилавна по макушку довольнехонька. Зажжет горелку и не гасит. Сидит рядом и дымит, как паровоз, весь вечер курит и от горелки прикуривает. У нее эта горелка ровно живая кошка в доме, из воздуха появляется и мурлычет усатым огоньком… Как войдет в дом, так эту самую свою кошку чирк и оживит. Все, глядишь, не одна по избенке слоняется, а вроде бы в компании с живым огоньком и папироской…

Карлуша вела с куревом в детдоме беспощадную борьбу, может, потому тайно курила только у себя в квартире. Об этом ходили только одни слухи, но никто из ребят не видел своими глазами.

Октябрина не курила, но самодельным горелкам тоже нарадоваться не могла. Примус и керосинку тут же запрятала на полати. По случаю этому позвала Фаткула с Демкой, сварила картошки с мясом, дала чесноку и хорошо накормила работников. Напоила густым сладким чаем, больше Демке ничего не отломилось. Дочери Октябрины дома не было. Она училась в медучилище, мало кто на территории детдома ее встречал. Говорили, что она допоздна пропадает то на занятиях, то в госпиталях на дежурстве у раненых. После окончания учебы она собиралась на фронт.

Нет другого пути у Фаткула, как только к Октябрине идти. Она обязательно должна узнать, что вытворяет с ним завуч. Лишь директор может выпустить на волю из Карлушиной тюрьмы Вовчика. Фаткулу казалось, что не видел он Вовчика чуть не целую вечность, даже лицо его стало забываться. Три раза Вовчик приходил во сне, протягивал руку со своей пайкой хлебушка, и они вместе плакали. Утром Фаткул узнал, что Октябрина уехала в Оренбург и вернется не раньше чем через неделю или еще дольше там задержится. Он бродил во дворе, всматривался днем в окна малышового корпуса, но все безуспешно. К вечеру, когда зажигали свет, стекла затягивало морозом, и ничего за ними разглядеть было невозможно.

Как-то днем Фаткул взглядом поймал Вовчнка в окне. Тот, наверное, и сам много раз стоял у окна и ждал появления брата, но угадать время не мог. А может, его просто не пускали на первый этаж? Вовчик выглядел похудевшим и изменившимся, глаза запали, взгляд совсем какой-то не детский, лицо бледное, как у больного. Фаткул разглядывал его, словно впервые встретился с ним, и подмечал любую мелочь в облике малыша. Вовчик прижался лицом к стеклу и молчал. А Фаткул шевелил губами, кричал через окно и жестикулировал, маячил пальцами, как глухонемой. Но Вовчик ничего не слышал и не понимал, кивал лишь головой и с чем-то соглашался. Кое-как они поняли друг друга и теперь уже виделись изо дня в день у этого окна, смотрели друг на друга и кивали, как будто о чем-то договаривались. Каждый раз Фаткулу хотелось зареветь, но приходилось сдерживаться, потому что если только начнешь, то неизвестно, сумеешь ли остановиться потом.

— Чибис, дай мне твоей отмычки.

— Начто?

— Дело одно есть.

— Когда вернешь?

— Вечером.

— Гони ужин, — говорит Чибис и передает отмычки, где в связке семь заточенных с причудами гвоздиков. Входной внутренний замок Фаткул так и не сумел открыть, сноровки не было, да и спешка мешала. Вечером в столовой передвинул ужин Чибису, вернул отмычки, незаметно вышел и направился по коридору к кабинету завуча. От волнения руки вспотели, во рту пересохло. Два раза робко стукнул пальцем в дверь, открыл и вошел. Карлуша сидела за столом и что-то писала. Подняла взгляд и грозно сказала:

— Почему без разрешения?

— Варвара Корниловна, дайте, пожалуйста, повстречаться с родным братом, дайте, пожалуйста…

— Больше ты ничего не хочешь?

— Нет!

— Выйди вон!

— Если вы не дадите, я детдом спалю…

Она вскочила и бросилась закрывать входную дверь на ключ…