Отыскать любовь среди холода

– Прошу вас... – сказала женщина и добавила: – Сэр.

Меня раздражало, как она смотрела на Джека. Он не просто понравился ей, она его уважала.

– А вам, – словно забыв об этом раньше, обратилась она ко мне, – понадобится помощь психолога.

– Спасибо, я сама психолог.

Мой ответ ее не убедил.

– Это не имеет значения, – строго возразила сотрудница.

Значит, так положено, и точка. Она выполняет инструкцию, ей не нужны обмороки и дополнительные хлопоты.

– Спасибо, мы обойдемся, – пришел на помощь Джек.

И она отступила.

Женя подтолкнул меня ко входу, именно подтолкнул, потому что, как бы я ни храбрилась, вспоминая далекие студенческие годы, анатомичку и прочие страсти, однако не очень-то была готова к такому испытанию, а потому невольно застряла в проходе.

Мы вошли в морг. Послеоперационных швов у тел, представленных на опознание, я не увидела. Были раны, ссадины, кровоподтеки и многое другое, но не швы. Сережу я не нашла тоже. Джек заставлял меня внимательно всматриваться в то, что лишь условно можно было назвать лицами. Он надел перчатки и пробовал, вопреки инструкциям, проявлять профессиональную самостоятельность. Он по несколько раз возвращался к тому, к чему вернуться одна я бы не смогла, и вынуждал меня подтверждать, что я не идентифицирую тот или иной труп. Однако благодаря его настойчивости, выйдя из морга, я с уверенностью заявила, что Сергея среди мертвых мы не нашли. И Дашу тоже. Это было и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что хорошо, оставалась надежда. Плохо, потому что здесь придется побыть еще.

После двухчасового пребывания в морге я вышла на воздух никакая.

Заодно мне предложили в соседнем помещении взглянуть на вещи.

Это оказалось легче. Чемодан, который я покупала сама, найти не удалось, хоть что-нибудь знакомое из тряпок не попалось на глаза тоже. Вдруг небольшой чемоданчик, кажется, тот, что я видела на пленке в аэропорту, мелькнул в горе перебитого хлама. Именно так сейчас выглядели вещи. Я показала рукой на находку.

Чемоданчик был закрыт на ключ.

– Можете перечислить то, что в нем лежит? – спросил меня служащий в летной форме.

– Всего не могу.

– Назовите хоть один предмет, желательно наиболее ценный. Бритву, к примеру, фотоаппарат.

– Картина, – осторожно выдохнула я.

– Картина?

– Да, она без рамы, написанная маслом, на дне чемодана.

Служащий поставил чемодан за стойку так, чтобы содержимого не было видно.

– Что на ней изображено? – скучным голосом продолжил он.

– На ней...

Боже, что там рассказывал мне музыкант? Ах да, там изображен его дедушка-скрипач.

– Человек в смокинге, играющий на скрипке, – выпалила я.

– Картина есть, – сказал служащий.

– И сверху картины женские вещи, – воодушевленно закончила я.

– Женские вещи тоже имеются. Забирайте чемодан, пишите расписку. Больше ничего не нашли?

– Нет. – Я помотала головой.

Мы вышли из здания. За время опознания Женя не проронил ни слова. Мне было так лучше. Он чувствовал, что я не хочу разговаривать.

– Наташа, – он тронул меня за плечо, – тебе нужно выпить чего-нибудь крепкого и отвлечься.

– Не могу.

– Ты ведь отказалась от помощи психолога, – напомнил он. – Значит, будешь слушать меня. Пошли.

Он потащил меня на шумную улицу, в самое развлекательное сердце городка. Мы не заметили, как внезапно за горизонт закатилось солнце, превратившись в яркую оранжевую луну. Она освещала только море. На город опустилась густая южная темнота. Однако здесь, в центре, все светилось, пело и плясало. На открытых лотках шла бойкая торговля браслетами, серьгами, ракушками и прочей ерундой. Толпы людей вывалили на променад. Я впервые была на Востоке. И если бы не несчастье, приведшее меня сюда, я могла бы вволю насладиться блеском волн, полумесяцами мечетей, сладким шепотом восточных мужчин, не обделяющих вниманием ни одну особу женского пола.

Уличный зазывала втащил нас в яркий ресторанчик. Хозяин, тщательно прилизанный молодой мужчина, в слишком строгой для такого заведения одежде, белой сорочке и черных брюках, усадил сначала Джека, мужчину, как принято у них, а потом уж меня на разноцветные пуфы, принес яблочный чай, лукум и пахлаву – от заведения, гостеприимно, по-восточному, приложил руки к груди и поклонился.

Мы заказали озу, по-другому ракию, словом, турецкую водку.

Он подал ее в узком прозрачном стакане со льдом, от которого этот прозрачный анисовый напиток на глазах приобрел вид молока и стал менее крепким.

– За удачу! – тихо произнес Женя и, протянув руку, погладил меня по волосам. Я припомнила, как смотрела на него сотрудница Красного Креста. И, выпив одним махом до дна, поморщилась.

Женя улыбнулся:

– Может быть, тебе станет легче, если я расскажу, что Антон Павлович Чехов перед смертью попросил бокал шампанского. Понимаешь?

Пригубив свою рюмку, Женя почувствовал выраженный анисовый вкус, удивился, но допил до конца.

– Раз Чехов... – махнула я рукой, – закажи еще!

Хозяин поставил перед нами ведерко со льдом, торжественно водрузив посредине бутылку. Мол, если вы так, я готов! И порекомендовал плов из баранины.