— Это есть губительный позици, — возразил Лотар. — Мир построен иначе. А природа? У всех зверей тоже так: сильный выживает, слабый погибает. Все века так было, так будет до конца свет. Кто слаб, должен уступать место сильным. Если это не будет, то исчезнет динамизм, все будут топтать на месте. Если я буду думать о других, кто будет думать обо мне? Я просто останусь в хвосте. Всегда были победители и побежденные. И каждый должен стремиться быть победителем. А побежденный должен уступить победителю все! — Лотар долго говорил в этом духе, убеждая меня и уговаривая отказаться от крайне ошибочного взгляда на людскую общность, завершив свою речь снисходительной фразой: — Ты не виноват. Виноват советски власть.
Да, этот легко пройдет там, где я надолго застряну. Переступит и пройдет. И герр Ункер наверняка считает, что Лотар прав, что так и должны поступать деловые, хваткие люди. И можно было бы успокоиться на том, что они все такие. Но разве у нас мало дельцов типа Лотара? Разве они ради карьеры и выгоды не поступаются честью и совестью? Конечно, они не расписывают в блокноте четкий план своего продвижения по ступенькам, ведущим к власти, богатству, но они так же бессердечны, тоже здорово работают локтями. Многие из них долгие годы держались в тени, боясь обнажить свое нутро. Но вот открыли шлагбаум, и новое мышление хлынуло во всю мощь на наше общество, и с каждым днем их, этих предприимчивых лотаров, становится все больше.
Мои размышления прервал Лотар:
— Герр Ункер ждет ответ.
— Спросите его, — попросил я, — будем мы вместе с Эльзой или нет — это зависит от моего ответа?
Отец Эльзы ничем не выдал своего недовольства, но сухо ответил:
— Я сделал очень лестное предложение. Мне было нелегко пойти на этот шаг, и я не желаю, чтобы мне ставили условия.
— Но я должен знать, как вы относитесь к тому, что ваша дочь решила ехать в Советский Союз.
— Ни от нее, ни от вас не скрываю: я не одобряю ее решения, — жестко произнес герр Ункер и покосился на меня. — Но Эльза упряма.
— Она не знает о вашем разговоре со мной?
— У немцев не принято вводить женщин в курс мужских дел, — резко ответил герр Ункер. — Учтите это, как бы ни сложились ваши взаимоотношения с моей дочерью. Мужчина потому и рождается мужчиной, чтобы быть мужчиной и не потакать женщинам…
— Странно, у осетин тоже было такое отношение к женщинам, — усмехнулся я.
— Очень жалею, что «было», — оборвал Лотара герр Ункер. — Но мы собрались не на дискуссию о роли женщин. Я жду ответа на свое предложение.
— Хотя вы есть мой соперник, я советовать сказать да. Скорее! — от себя добавил Лотар. — Я знаю герра Ункера давно и вижу: он сердится и может отказаться от свой намерени.
Лотар в самом деле желал мне добра, и мне было непонятно, как это его поведение увязывалось с его теорией борьбы за выживание. Или все-таки заговорила совесть? Стоило бы расспросить его, но герр Ункер ждал ответа…
— Лучше б он не делал этого предложения! — выдохнул я.
— Как понять ваша фраза? — насторожился Лотар.
— Я ценю доверие, которое проявил ко мне герр Ункер, — вежливо произнес я. — Но я не могу дать согласия…
— Подумайте! — ужаснулся Лотар. — Я пока не есть переводить! Ви… ви сбудете жалеть!
— Я все сказал.
— Мне переводить? — все еще медлил Лотар.
— Переводите.
Лотар сделал еще одну попытку:
— Ви же терять целый состояни! Зондерлинг! — запальчиво обозвал он меня чудаком.
— Хорошо, я сам переведу, — и я обратился к отцу Эльзы: — Герр Ункер! Найн! Ферштейн зи? Найн!..
Глава двадцать первая
К тому времени, когда артисты вышли к завтраку, администратор и костюмерша уже добрых два часа находились в аэропорту, где сдавали реквизит. За границей эта процедура, которая в Шереметьево превращается в настоящую нервотрепку, предельно упрощена.
Фрау Тишман уже позавтракала и, выразительно постукивая пальцем по циферблату часов-кулона, свисающего на золотой цепочке на ее груди, твердила:
— Нам никак нельзя опоздать. В мюнхенском аэропорту это абсолютно исключено. Там не смотрят, на час опоздал или на секунду. Опоздавший есть опоздавший, и ему не попасть в самолет, даже если еще не убрали трап. Так что ешьте побыстрее.
— Так-то и не попасть, — усмехнулся многоопытный Алан. — У нас сегодня виза заканчивается.
Фрау Тишман восприняла его реплику как желание опоздать и бросилась к Аслану Георгиевичу.
— Ну что вы, фрау Тишман, — успокоил ее министр. Глаза его весело смеялись: — Когда это мы с вами опаздывали?
— Не было такого, — вынуждена была признать фрау Тишман. — Но знаете…
— Ансамбль вовремя будет в автобусе, — заверил ее Аслан Георгиевич… — Он поманил меня к себе пальцем. — Это правда? — спросил он по-осетински. — Девушка летит этим же самолетом?
— Этим…
— Поздравляю, — протянул Аслан Георгиевич. — То-то обрадуется Серафима…
— Да как сказать…
Аслан Георгиевич озадаченно посмотрел на меня.
— Ты это всерьез?
Я нехотя признался:
— Мать невзлюбила Эльзу. Как узнала, откуда она, да еще это имя… В общем, не может забыть.
Аслан Георгиевич несогласно покачал головой: