Отзвуки эха

— Может, мне стоило подарить тебе четки? — пошутил полковник, и на этот раз она рассмеялась.

— Поверь, этим ты доставил бы мне огромное удовольствие, — заверила Амадея и, вспомнив о том, куда очень хотела бы пойти, будь у нее время, немного оживилась:

— Не могли бы мы посетить Нотр-Дам? — спросила она с видом заботливой жены, и ее «муж» согласно кивнул.

— Думаю, это вполне возможно.

Монтгомери хотел поводить ее по магазинам, с удовольствием играя роль богатого и щедрого мужа. Ему выдали достаточную сумму немецких марок, чтобы разбрасываться деньгами направо и налево, как подобает человеку в его положении, имеющему хорошенькую молодую жену.

— Ты танцуешь? — неожиданно спросил Монтгомери. О таком важном он и забыл! Если Амадея ушла в монастырь совсем девочкой, возможно, что она никогда не училась танцевать!

— Когда-то танцевала, — застенчиво улыбнулась Амадея.

— Мы станем танцевать только в случае крайней необходимости. Моя жена всегда уверяла, что худшего танцора, чем я, трудно найти. Я обязательно отдавлю тебе все ноги. Жалко портить такие красивые туфельки, — вздохнул он.

Амадея кивнула. Так или иначе, а туфли обязательно придется вернуть законной хозяйке.

Следующие три дня они собирали информацию, постоянно находясь на связи с Сержем. От Монтгомери требовалось узнать как можно больше о новых снарядах, которые готовились выпускать немцы, не столько даже о технических деталях, сколько о планах и местоположении военных заводов, количестве рабочей силы, складах и руководителях проекта. Разработки были еще на ранней стадии, но англичанам требовались подробные описания, поскольку эти разработки могли оказать огромное влияние на ход войны. Поэтому Монтгомери приходилось заводить много новых знакомств, что было огромным риском. Если его запомнят и впоследствии узнают, это может поставить под угрозу будущие задания. Но на этот раз он был самой подходящей кандидатурой. То, что делал Монтгомери, было необычайно важно для победы.

Они вызвали такси и отправились в «Крийон» с двумя дорогими чемоданами, набитыми всем необходимым. За документы можно было не волноваться. Прическа и макияж Амадеи выглядели безупречно. Длинные светлые волосы были уложены аккуратным узлом на затылке, а модная одежда удивительно ей шла. Пара, бесспорно, была очень красивой.

Амадея вошла в номер, огляделась и заставила себя захлопать в ладоши, восторженно ахнуть и поцеловать «мужа». Но когда коридорный вышел, в ее глазах стояли слезы. Она не видела подобной роскоши с тех самых пор, как ушла в монастырь, и сейчас эта шикарно обставленная комната напомнила ей о матери.

— Немедленно прекрати, — потребовал Руперт на немецком.

Амадея тяжело вздохнула и вытерла глаза.

Они отправились в Нотр-Дам, затем к Картье, чей магазин вел весьма оживленную торговлю, обслуживая немецких офицеров и их любовниц. Потом последовал обед у «Максима», а вечером предстояла вечеринка в немецком штабе. Амадея ослепила всех своим белым атласным туалетом с бриллиантовым колье на шее, длинными белыми лайковыми перчатками и отделанными стразами босоножками. У ее мужа был чрезвычайно гордый вид, когда она кружилась в танцах почти со всеми молодыми офицерами штаба. Сам он дружески болтал с высшими чинами о новом вооружении и важности своевременного окончания разработок. В результате почти вся необходимая информация была получена.

На следующий вечер был званый ужин в доме коменданта, чья жена воспылала внезапной симпатией к Амадее, выпив несколько больше, чем нужно, и стала невероятно болтливой. Язык у нее развязался до такой степени, что Амадея узнала все подробности о работе ее мужа, вернее, все, что было известно его жене. Последняя заставила Амадею пообещать, что та скоро вновь приедет в Париж. Супруги были «гвоздем» вечера, и, вернувшись в отель, Амадея предложила немедленно отправиться к Сержу, но полковник сказал, что нужно сыграть роль до конца и подождать до следующего утра.

Как и предыдущую ночь, они спали в одной кровати: Амадея в атласной ночной сорочке персикового цвета, отделанной кремовым кружевом; Руперт в шелковой пижаме, немного ему коротковатой, о чем знала только Амадея. Они лежали рядом, обмениваясь добытыми сегодня сведениями. Ей удалось узнать кое-что крайне важное, и Руперт был очень доволен. Судя по тону разговора, они вполне могли бы сидеть в служебном помещении одетые в мундиры. Пижама и сорочка ничего для них не значили. Сейчас они действовали как агенты английского правительства. Это была их работа, и ничего больше.

В эту ночь они почти не спали, и наутро Амадее не терпелось покинуть отель. Она вполне сознавала, насколько велик риск, и, как бы ни был роскошен их номер, больше всего на свете хотела очутиться на меленской ферме.

— Не так быстро, — упрекнул ее Руперт, как всегда, на немецком. — Это же наша годовщина. Мы проводим ее в Париже, и ты не хочешь уезжать. Наоборот, просишь меня побыть здесь еще немного, тебе хочется отдохнуть от детей. Хотя ты и хорошая мать, но иногда ты мечтаешь о романтике! И жена из тебя прекрасная!