Отзвуки эха

С фронтов приходили безрадостные вести. Некоторые просачивались и в монастырь, в основном через письма родных. В марте нацисты оккупировали Чехословакию, а к лету намеревались перейти польскую границу. Амадея во второй раз дала временные обеты. Вскоре после этого ее навестили мать и Дафна. Пока что ими никто не интересовался и не требовал документов, и Амадея облегченно вздохнула. Четырнадцатилетняя Дафна до сих пор не подозревала о семейной тайне. Беата показалась Амадее в этот раз более спокойной, однако она сказала, что атмосфера в городе продолжает быть напряженной. Евреи, даже имеющие хорошие профессии, остались без работы, многие сосланы в концлагеря. Отток евреев из городов в лагеря стал безостановочным. Многих в ожидании отправки загоняли в гетто.

К этому времени мать уже и сама услышали о детском поезде и самоотверженной работе добровольцев.

Но она по-прежнему и слышать не желала о том, чтобы отослать Дафну, твердя, что на это нет причин. В присутствии Дафны они не могли это обсуждать и только превозносили британцев за их великодушие. Две школьные подруги Дафны уже уехали в Англию, и она слышала, что к ним в скором времени присоединятся еще несколько. Пока что они ждали разрешения. Дафна считала, что девочкам грустно расставаться с родителями. Но все понимали, что оставаться было для них просто гибельным.

Беату радовало, что ее старшая дочь выглядит здоровой и энергичной. Очевидно, монастырская жизнь нравилась ей, и только это заставляло Беату примириться с выбором дочери. Но как всегда, время визита истекло слишком быстро. Перед уходом Беата сообщила, что виделась с Добиньи и что те здоровы.

Через две недели после их свидания нацистская Германия оккупировала Польшу, и в тот же день для немецких евреев был введен комендантский час. Им предписывалось быть дома к девяти часам вечера. Зимой это время сокращалось еще на один час. Двумя днями позже Франция и Англия вступили в войну с Германией. Утром от станции отошел последний поезд с детьми. Между воюющими странами были прерваны все отношения. За девять месяцев и два дня работы было спасено десять тысяч детей, что казалось настоящим чудом. Пока последние дети покидали Европу, поляки героически, но безуспешно сопротивлялись нашествию. Через четыре недели Польша капитулировала. История боев за Варшаву вызвала слезы на глазах Беаты.

Еще через месяц евреям было приказано убраться из Вены, а все польские евреи от четырнадцати до шестидесяти лет были посланы на принудительные работы. Ужасы продолжались, и не было им конца.

Учитывая все происходящее, как и то, что Германия находилась в состоянии войны, Рождество выдалось невеселым. Не стал исключением и монастырь, несмотря на ободряющие письма из Голландии, от сестры Терезы Бенедикты. Она писала, что скучает по своим кельнским сестрам и ежедневно за них молится.

В апреле сорокового Амадее исполнилось двадцать три, и мать с сестрой приехали ее навестить. Дафне было уже почти пятнадцать лет. Амадея не могла поверить собственным глазам. Девочка стала настоящей красавицей, точной копией матери в том же возрасте. Амадея тепло распрощалась с родными, немного успокоенная тем, что у них пока все благополучно. Но неделю спустя, к всеобщему ужасу, нацисты оккупировали Данию и Норвегию. В мае была завоевана Голландия, чего никто не ожидал. Теперь сестре Терезе Бенедикте вновь грозила опасность. За обедом сестры только об этом и говорили. Все были в панике. Узнать что-то подробнее было невозможно — письма перестали приходить. Гитлер захватил почти всю Европу. В июне пала Франция.

К тому времени Амадея снова дала обеты. До пострига и окончательного вступления в орден оставалось три года. Но Амадея и без того чувствовала себя навеки связанной с орденом. Иной жизни она себе и представить не могла. Она уже прожила в монастыре пять лет и собиралась остаться здесь до конца своих дней.

В октябре немцы вошли в Румынию, ставшую союзницей Германии. В ноябре были наглухо перекрыты входы и выходы в краковское гетто, насчитывавшее семьдесят тысяч, и варшавское, содержавшее четыреста тысяч евреев. Происходящее казалось страшным сном. Но, несмотря на все ужасные события и стремление нацистов уничтожить евреев во всех слоях общества, Беата при встрече успокоила Амадею, сказав, что пока у нее проблем нет. Никто ее не допрашивал. Нигде не всплывали документы, которые могли бы ее обличить. О ее существовании попросту забыли или вообще не знали. Никому не было дела до состоятельной вдовы, живущей уединенно и замкнуто. Амадея снова облегченно вздохнула, узнав, что у матери все в порядке.