Из всего оркестра я особенно дружила с Ниной, игравшей на трубе. Мы вместе ходили по магазинам, выискивая чёрные брюки и рубашки, делились новостями и пили после выступлений.
Труба и саксофон, может, и больше губной гармоники, но меньше пианино. Мы могли носить их с собой, а не искать, где оставить после концерта.
В баре стоял гул голосов, перекрывающий лёгкую музыку. Нина, с бордовыми губами и пышной рыжей химией, была яркой даже в мрачной одежде. Она закатала рукава мужской чёрной рубашки и изучала список коктейлей.
Мне чёрный дресскод не очень шёл. Русые волосы, бледные губы и глаза - я казалась совсем невзрачной. Приходилось краситься, рисовать стрелки и завивать волосы.
Я как раз думала, стоит ли мне купить такую же бордовую помаду, когда Нина спросила:
- А что соседи?
- Какие соседи? - её привычка начинать разговор из ниоткуда сбивала с толку.
- Ну твои новые соседи. Ты же у нас теперь самостоятельная девочка.
Я засмеялась. Звук утонул в множестве других.
- Да, сильная, независимая и с крокодилом. А соседей я не видела ещё.
Это было не совсем правдой. Я встречала в лифте мужчину в строгом костюме, с усами и острой бородкой - как у Мефистофеля. Здоровалась с бабушками на лавочке у подъезда. Временами слушала удары в стену, примешивающиеся к моей музыке. Но я решила не углубляться в детали.
Нина протянула мне меню.
- Ты осторожнее, - она кивнула на футляр, стоящий в углу у столика. - Будешь много шуметь, ещё полицию вызовут.
- Не буду, - ответила я. - Лучше скажи, где помаду купила.
Домой я вернулась под полночь. Лампочка на лестничной площадке не горела, и ключами в замок я попала раза с пятого. Уже на пороге обернулась. Странное ощущение. Интуиция.
За спиной никого не было. Только обитая дерматином дверь соседей с блестящим в полутьме глазком.
Глазок мне и не понравился. Странное ощущение стало определённым - мне казалось, что на меня смотрят. Прислушавшись, я могла заметить чьё-то приглушённое дыхание. Да, дыхание. Ночью. Через дверь.
Наверное, я переборщила с коктейлями.
Пожав плечами, я закрыла за собой створку. Крок ждал меня на подоконнике, но этой ночью я решила взять его с собой, в кровать. В маленькой квартирке было слишком тихо. Игрушка меня успокаивала.
Впервые за несколько лет я засыпала, обнимая Крока.
Утром у меня было настроение играть.
Включив запись, я встала у окна. Небо затянуло тучами. Дождь ещё не пошёл, но уже совсем скоро. Я могла бы сыграть это, да, могла бы. Ощущение надвигающейся прохлады, наступающие на город тучи, Солнце, скрывающееся за ними. Выразить всё это звуками, ярко и правдиво.
Мне не нужно было думать. Оно получалось само.
Я импровизировала, пока не почувствовала себя пустой. Пока не заныли пальцы. Пока с неба не хлынул дождь, смешиваясь с моей музыкой. На меня полетели капли, заблестели на металле инструмента, но я всё играла и играла, чувствуя, как лёгкие становятся бесконечными и как внутри поднимается волна энергии. Она чуть не выплеснулась - я вовремя сделала маленькую паузу - и обрушилась кульминацией.
Я опустила саксофон. Пальцы ныли. Руки покрылись мурашками.
Через шум дождя раздался звук хлопков.
Мама запрещала мне так делать, но я не смогла удержаться. Отложив саксофон, я забралась на подоконник и высунулась наружу.
Сосед сверху - тот самый, похожий на Мефистофеля - всё ещё аплодировал мне, сжимая в зубах сигарету.
- У вас хорошо получается, - сказал он. - Я даже не буду стучать по батарее.
- Спасибо! - было неловко смотреть на него снизу вверх, перекрикивая ветер и дождь.
- Это труба?
- Саксофон.
Как можно не отличить трубу от саксофона?
Он сделал ещё одну затяжку.
- Очень мужской инструмент.
- Но я же не половыми органами играю, - выдала я заученный ответ.
Фразу "саксофон не для девушек" в разных вариациях я слышала в своей жизни уже сотни раз. У меня была на неё аллергия.
Сосед издал неопределённый смешок и скрылся в окне. Окурок полетел вниз. Я проводила его взглядом и закрыла створку.
Шпингалеты с трудом встали на место.
Крока пришлось пересадить с подушки на подоконник. На кровати устроилась я с нотами. На шесть назначили репетицию, а через три дня - следующий концерт в местной филармонии.
Нужно было немного поработать.
Тем вечером с репетиции я вернулась необычно рано. Солнце ещё не село, и бабушки, щебечущие на лавочке у подъезда, не разошлись по квартирам. Я вежливо поздоровалась, проходя мимо.
Одна из них всё же решила вернуться домой - мы столкнулись у лифта. Она звенела ключами у почтовых ящиков, когда я нажала на кнопку вызова.
Старый лифт с шумом и скрипом начал опускаться к нам. Я стояла к бабушке спиной и дёргала себя за лямку футляра. Мне не нравилось... Мне что-то не нравилось. Я не знала что, никак не могла понять.