Тянущиеся ввысь на мили и мили грязно-белые полотнища тихо трепетали под ветром, обрывки паутины кружились в воздухе. Разноцветные столбы, отходящие от висящих в воздухе шарообразных антигравитаторов поддерживали паутину. Тысячи толстых транспортных нитей пересекались под самыми дикими углами, узлы совмещения тихо вибрировали и гудели. Если посмотреть со стороны, то можно было замереть от восторга — глазам открывалось фантасмагорическое, невероятное зрелище. Цветные отблески от столбов горели на паутине под лучами местного солнца, казалось, что по паутиннику бегут волны картин, рассказывающих о чем-то невероятном, небывалом. Сотни циклов назад в этом месте находился завод по выращиванию больших транспортных кораблей и тогда здесь не протолкнуться было от тысяч арахнов, потоком несущихся по транспортным нитям. Но с тех пор прошла не одна сотня циклов, для выращивания кораблей давно использовались куда более совершенные технологии и паукоообразные оставили старый паутинник. Но в свое время его сплели весьма прочно и он до сих пор оставался относительно целым, ни один из антигравитаторов не перестал работать. Даже ямы биомассы продолжали выдавать продукцию, хотя ее не стал бы есть ни один уважающий себя арахн. Однако редкие беглецы с изгоями радовались и тому. Они боялись всего на свете, даже друг друга, и при малейшем шуме прятались. А уж если не дай Сплетающий Сети стража какой-либо из Матерей проводила облаву, то изгои разбегались куда только могли. На их счастье такое случалось крайне редко, обычно никому не было дела до бесполезных самцов. Вот если попытку побега предпринимала самка, то стражи переворачивали все вокруг и убивали каждого, кто случайно попадался им в заброшенных паутинниках. Последний раз подобное произошло пару сотен циклов назад и изгои давным давно позабыли, что такое полномасштабная облава.
— Осмотреть каждый закоулок, она не должна уйти! — резкий выплеск феромонов старшего стража, крупного черно-зеленого самца с длинной шерстью, заставил остальных участвующих в облаве замереть на месте.
Каждый испустил запах согласия, фасеточные глаза стражей тускло поблескивали, жвалы распахнулись. Еще каких-то пару секунд и восьминогие арахны потоком ринулись по транспортным нитям заброшенного промышленного паутинника. Нити тянулись во все стороны гигантского, сорокамильного клубка рваной паутины. Закоулков и переплетений тут имелось множество и следовало обыскать их все до единого, Мать не простит небрежения долгом. Да каждый из них и сам бы не простил себя в таком случае. Именно потому такую ярость вызывали изгои, способные пренебречь приказом Матери, способные поставить себя выше других, способные иметь иные цели, кроме тех, что поставила Мать. Способные, сказать страшно, иметь собственное мнение. Таких следовало уничтожать сразу по обнаружении без всякой жалости. Впрочем, понятия жалости в обществе арахнов вообще не существовало. Только целесообразность. Старшие стражи двигались позади, по цепочке получая доклады подчиненных и обдумывая дальнейшие действия. Их интеллект был несколько выше обычного, иначе они не могли справиться с возложенными на них задачами. Если бы в паутинник случайно попал человек, то просто сошел бы с ума от ужаса, от инстинктивного ужаса людей перед пауками. Тем более, столь огромными. Каждый страж был ростом не менее двух метров, а их командиры иногда дотягивали и до трех. Правда, если посмотреть непредвзято, жители паутинников выглядели очень красиво. Длинная, шелковистая, густая шерсть каждого из них мягко волновалась под ветром, переливаясь разноцветными волнами. Двигались они столь быстро и элегантно, что уследить за движениями самого обычного арахна было почти невозможно. Для человека, конечно.
Испокон веков в паутинниках не спешили, самый мелкий вопрос мог решаться годами. Этому научило арахнов далекое прошлое, когда из-за поспешных, непродуманных решений тогдашних Матерей раса едва не вымерла. Урок не забыли. Впрочем, других уроков прошлого здесь тоже не забывали. Именно потому матери требовали абсолютного единомыслия во всем. Именно потому любой, осмелившийся высказать собственное мнение, отличное от мнения Матери, подлежал немедленному уничтожению. А лгать арахны не умели, они просто не знали, что такое ложь. Да и не могли. Физически, язык запахов не позволил бы этого, феромоны выделялись вне зависимости от желания, и вольнодумца замечали в тот же момент, как крамольные мысли приходили ему в голову.