Вот после этого и возник вопрос о дальнейшей судьбе детоубийцы, поскольку проку от него никакого больше не предвиделось, а детские боль и кровь спускать с рук ему никто не собирался. Большинство дружно высказалось за то, чтобы его убить, не откладывая сие в долгий ящик, и только Виктория настаивала на законном подходе к данному вопросу. Ну, а что думал по этому поводу Ровнин, не знал никто. Он воздержался от высказывания своего мнения, но одобрительно покивал, услышав версию Пал Палыча о крепком дубовом суке и звонкой рояльной струне.
Ну, а что до неугомонного германца, так по всему выходило, что долго бегать ему на свободе все равно не придется, поскольку охоту на него начало все население ночной Москвы. А самым приятным являлось то, что покинуть город он тоже не мог, ведь в хранилище отделе лежала его черная книга, без которой он в других краях долго бы не протянул. Она являлась для него чем-то вроде аккумулятора, поддерживающего жизнь, эдаким кольцом Всевластия. С той правда разницей, что ее нельзя уничтожить ранее самого чернокнижника. Сначала должен умереть он сам, и только потом появится возможность провести ритуал по испепелению книги. Так уж устроены эти тонкие магические материи.
Потому противостояние отдела и примкнувших к нему порождений Ночи с припершимся в Москву порождением средних веков временно сузилось до патовой ситуации. Чернокнижник мотался по городу, наверняка то и дело описывая круги вокруг отдела и подпитываясь слабыми эманациями своего сокровища, лежавшего в его хранилище, а оперативники и их союзники ждали первого промаха противника, но покуда безуспешно.
— И ведь что обидно, нам нужен даже не сам фон Швальбе — жуя бутерброд с сыром, сказала Николаю, сидящему за стойкой дежурки Мезенцева, заявившаяся туда сразу после того, как Ровнин ушел в свой кабинет, и в десятый раз пересказывающая напарнику все то, что случилось в его отсутствие — Нам…
— Нужен его череп — проворчал тот — Жень, я не тупой, я это давно понял. Найдем мы его, уничтожим, и будет нам всем счастье, много и сразу. А, может, даже и отпуск летом кому-то одному перепадет, потому что случаются пока на свете чудеса. Сам тому свидетель.
— Точно не тебе — расплылась в улыбке Евгения — Ты наказан!
— Слушай, у тебя дел нет? — рявкнул Нифонтов, терпение которого потихоньку начало показывать дно — Что ты тут трешься?
— Удовольствие получаю — проворковала та, стряхивая с себя крошки на пол — Теперь ты у нас вечный дежурный. И это справедливо.
— Не путай распоряжение руководства со справедливостью. Эти две категории не всегда совпадают. Вернее, вообще почти никогда не совпадают.
— И не критикуй начальство! Оно у нас умное, оно знает, что делает. Если оно решило, что я достойна отдельного рабочего кабинета, значит так и есть. А ты… Вон, почту разбери. Счета Аникушке отдай, рекламу Тит Титычу, а остальное на стол Ровнину положи. Вот когда я тут сидела, почта к этому времени всегда была уже рассортирована. И еще это… Старые дела изучай, поднимай свой профессиональный уровень. Ай!
Девушку ударил в лоб маленький, подшитый кожей валенок. Похоже, что Аникушка не одобрил ее слова, ведь именно так он выражал свое несогласие с поступками сотрудников отдела.
— Интересно, что скажет Пал Палыч, узнав о том, что когда-то и его кабинет теперь стал только твоим — невероятно ядовито осведомилась у Мезенцевой Валентина, незаметно подошедшая к ней со спины — Пойду, пожалуй, узнаю его мнение на этот счет.
— Ой, да иди, спрашивай — скорчила рожицу Евгения — Чего от тебя еще ждать!
— Дай человеку каплю власти, и ты узнаешь, каков он на самом деле — покачал прозрачной головой Тит Титыч, высунувшись по пояс из стены — Неправа ты, Женечка. Совсем неправа.
Мезенцева, скорее всего, и сама уже поняла, что перегнула палку, но, как всегда, не пожелала признавать собственную неправоту, потому засунула в рот остатки бутерброда, развернулась так, что полы скрипнули, и отправилась на второй этаж.
— Молодая еще — примирительно сообщил окружающим Тит Титыч — Перемелется — мука будет.
— Не уверена — Валентина достала из кармана пиджака шоколадную конфету в серебристом фантике — Некоторые люди не меняются. И не надо мне рассказывать о том, что маленькая собачка до старости щенок. Если эту засранку и сравнивать с собакой, то ее следует называть той еще…
— Нифонтов, нас Ровнин к себе вызывает! — раздался с лестницы голос Мезенцевой, не дав Тициной закончить свою мысль — Прямо сейчас! Потом почту разберешь, копуша!
— Валь, я с тобой согласен — встал из-за стола Николай — Только вот все равно она одна из нас, так что придется терпеть ее такой, какая она есть.
— Фу, как банально — Валентина засунула конфету в рот и положила обертку от нее на стойку — До приторности.
— Что думал — то сказал — Николай скомкал фантик и бросил в урну, стоящую под столом — И не мусори, а то опять Аникушка тебе в исправительных целях мыша в ящик стола запихнет.
— И ты, Брут — вздохнула его коллега — Нет, чтобы что-то приятное женщине, которая со следующей неделе садится на строжайшую диету, сказать?