Отзывы Ренана о славянском мире

Читатели видятъ, что Ренанъ вовсе незнакомъ съ нашимъ литературнымъ развитіемъ; онъ очень удивленъ, что у варваровъ явился такой писатель, какъ Тургеневъ.

«Когда будущее», — говоритъ онъ дальше, — «откроетъ намъ вполн вс неожиданности, хранящіяся въ этомъ изумительномъ славянскомъ дух, съ его пламенною врою, съ его глубокою проницательностію, съ его особеннымъ пониманіемъ жизни и смерти, съ его потребностію мученичества, съ его жаждою идеала, тогда изображенія Тургенева будутъ безцнными документами, чмъ-то въ род портрета геніальнаго человка въ его дтств. Тургеневъ исполнилъ роль выразителя, истолкователя одного изъ великихъ племенъ человчества [3].

Несмотря на преувеличеніе значенія Тургенева, здсь можно согласиться съ общею мыслью, что мы дйствительно поздно выступили на историческое поприще и что Европа иметъ нкоторое право встрчать проявленія нашего духа съ удивленіемъ.

Въ 1884 году, говоря о Мицкевич, Ренанъ и къ нему прилагаетъ этотъ взглядъ. «Полный первобытныхъ соковъ великихъ племенъ на другое утро посл ихъ пробужденія», — говоритъ онъ, — «это былъ какой-то литовскій исполинъ, только что родившійся изъ земли, или лучше, внезапно вдохновенный небомъ, соединявшій въ себ съ пророческими видніями пророческія иллюзіи, но постоянно полный непоколебимой вры въ будущее человчества и своего племени, упорный идеалистъ несмотря на вс разочарованія, оптимистъ двадцать разъ обманутый, но неисправимый» [4].

Тутъ Мицкевичъ является намъ такимъ же внезапнымъ порожденіемъ своего племени, какимъ казался Ренану Тургеневъ. Эти племена какъ-будто долго спали и. потомъ вдругъ «пробуждаются»; тогда они производятъ великановъ, въ которыхъ разомъ обнаруживается вся сила спавшаго племени. Эту мысль не разъ высказываетъ Ренанъ; она стала для него одною изъ историческихъ теоремъ. Въ 1885 году, когда его пригласили въ Кемперъ, въ Бретани, и чествовали какъ знаменитаго земляка, онъ разговорился о себ и о кельтическомъ племени, къ которому принадлежатъ бретонцы.

«Я не литераторъ», — говорилъ онъ — «я человкъ изъ простаго народа, я — заключительная точка длинныхъ темныхъ линій мужиковъ и моряковъ. Я наслаждаюсь ихъ запасами мышленія; я очень признателенъ этимъ бднымъ людямъ, доставившимъ мн своею умственною воздержностію такія живыя наслажденія».

«Вотъ гд тайна нашей молодости (Ренанъ разуметъ вообще бретонцевъ). Мы располагаемъ еще жить, въ то время когда столько людей говорятъ лишь объ умираніи. Людское племя, на которое мы всего боле похожи и которое всего лучше понимаетъ насъ, это — славяне; ибо они находятся въ положеніи подобномъ нашему; они въ одно время и новы въ жизни, и древни по своему существованію».

«Ничего нельзя понять въ человчеств, если держаться взглядовъ узкаго индивидуализма. Что есть въ~ насъ лучшаго, — иметъ свой источникъ раньше насъ».

«Племя приноситъ свой цвтъ, когда оно выходитъ изъ забвенія. Блестящія умственныя развитія возникаютъ изъ обширной области безсознательнаго, мн хочется почти сказать, — изъ обширныхъ хранилищъ невжества. Не опасайтесь, что я стану васъ приглашать къ воздлыванію травы, которая очень хорошо разрастается и безъ всякаго ухода; несмотря на общее и обязательное обученіе, всегда будетъ довольно невжества. Но я сталъ бы бояться за человчество въ тотъ день, когда свтъ проникъ бы во вс его слои. Откуда тогда явился бы геній, который почти всегда есть результатъ долгаго предшествовавшаго сна? Откуда явились бы инстинктивныя чувства, храбрость, которая столь существенно есть дло наслдственное, благородная любовь, не имющая никакой связи съ размышленіемъ, вс эти мысли не отдающія сами себ никакого отчета, которыя живутъ въ насъ помимо насъ и составляютъ лучшую часть наслдія всякаго племени и всякой націи?» [5].

Вотъ прекрасныя слова въ защиту и объясненіе того своеобразія, которое свойственно различнымъ народамъ и составляетъ ихъ силу.

Ренанъ думаетъ, что пока народъ не выступаетъ въ жизнь, пока онъ спитъ, въ немъ совершается накопленіе силъ, дающее ему такую богатырскую свжесть и мощь когда онъ проснется. Интересно, что Ренанъ сближаетъ тутъ славянское племя съ племенемъ кельтическимъ, однимъ изъ представителей котораго считаетъ самого себя.

Недавно мною приведены были слова Ренана о «славянскомъ пессимизм», объ «умственной суровости» въ пониманіи религіозныхъ вопросовъ [6]. Эта черта славянъ, очевидно, была для него твердо и ясно установленною. Онъ называлъ насъ «печальнымъ племенемъ». Именно, въ 1888 году, говоря рчь въ «Союз для распространенія французскаго языка»,и выставляя всю благодтельность этого распространенія, онъ полушутя доказывалъ, что французскій языкъ противодйствуетъ всякому фанатизму, а потомъ продолжалъ такъ: «Кром фанатическихъ племенъ, существуютъ еще племена печальныя: ихъ тоже научите по французски. Я имю въ виду при этомъ въ особенности нашихъ несчастныхъ братьевъ, славянъ. Они столько страдали въ теченіе вковъ, что больше всего нужно мшать имъ любить ничтожество. французскій языкъ и французское вино могли бы въ этомъ случа съиграть нкоторую гуманитарную роль, и пр.