Outlive: The Science and Art of Longevity

Главный вопрос: "Куда я иду дальше? Какова моя будущая траектория? Уже сейчас, в среднем возрасте, предупреждающие знаки налицо. Я был на похоронах друзей из старшей школы, что свидетельствует о резком повышении риска смертности, который начинается в среднем возрасте. В то же время многие из нас в возрасте тридцати, сорока и пятидесяти лет наблюдают, как наши родители уходят из жизни из-за физической немощи, слабоумия или продолжительных болезней. Это всегда печально видеть, и это подтверждает один из моих основных принципов, который заключается в том, что единственный способ создать для себя лучшее будущее и направить себя по лучшей траектории - это начать думать об этом и принимать меры уже сейчас.

 

-

Одним из главных препятствий на пути к долголетию является тот факт, что навыки, приобретенные мной и моими коллегами во время обучения медицине, оказались гораздо более эффективными в борьбе с быстрой смертью, чем с медленной. Мы научились вправлять сломанные кости, уничтожать инфекции с помощью мощных антибиотиков, поддерживать и даже заменять поврежденные органы, а также декомпрессировать серьезные травмы позвоночника или мозга. Мы обладали удивительной способностью спасать жизни и восстанавливать полноценную работу сломанных тел, даже оживляя пациентов, которые были почти мертвы. Но мы были гораздо менее успешны в оказании помощи пациентам с хроническими заболеваниями, такими как рак, сердечно-сосудистые или неврологические заболевания, в предотвращении медленной смерти. Мы могли облегчить их симптомы и часто немного отсрочить конец, но не похоже, что мы могли бы перевести часы так, как в случае с острыми проблемами. Мы стали лучше ловить яйца, но у нас почти не было возможности предотвратить их падение со здания.

Проблема заключалась в том, что мы подходили к обеим группам пациентов - жертвам травм и страдающим от хронических заболеваний - с одним и тем же основным сценарием. Наша задача состояла в том, чтобы не дать пациенту умереть, несмотря ни на что. Мне особенно запомнился один случай - четырнадцатилетний мальчик, которого привезли к нам в отделение скорой помощи однажды ночью, едва живого. Он был пассажиром в автомобиле Honda, в который врезался водитель, проехавший на красный свет на убийственной скорости. Его жизненные показатели были слабыми, а зрачки - неподвижными и расширенными, что свидетельствовало о тяжелой травме головы. Он был близок к смерти. Как руководитель травматологии, я немедленно запустил код, чтобы попытаться оживить его, но, как и в случае с женщиной в Стэнфордской больнице скорой помощи, ничего не получилось. Мои коллеги хотели, чтобы я объявил об этом, но я упрямо отказывался объявлять его мертвым. Вместо этого я продолжала кодировать его, вливая в его безжизненное тело пакет за пакетом кровь и эпинефрин, потому что не могла смириться с тем, что жизнь невинного мальчика может закончиться вот так. После этого я рыдала на лестничной клетке, жалея, что не смогла его спасти. Но к тому времени, как он добрался до меня, его судьба была предрешена.

Эта этика укореняется в каждом, кто приходит в медицину: никто не умрет в мою смену. Мы точно так же подходили к нашим онкологическим пациентам. Но очень часто становилось ясно, что мы приходим слишком поздно, когда болезнь уже прогрессировала настолько, что смерть была практически неизбежна. Тем не менее, как и в случае с мальчиком, попавшим в автокатастрофу, мы делали все возможное, чтобы продлить им жизнь, применяя токсичные и зачастую болезненные методы лечения до самого конца, покупая в лучшем случае еще несколько недель или месяцев жизни.

Проблема не в том, что мы не пытаемся. Современная медицина направила невероятное количество усилий и ресурсов на борьбу с каждым из этих заболеваний. Но наши успехи были не столь впечатляющими, за исключением, пожалуй, сердечно-сосудистых заболеваний, где мы сократили смертность на две трети в промышленно развитом мире примерно за шестьдесят лет (хотя еще многое предстоит сделать, как мы увидим). С другой стороны, показатели смертности от рака практически не изменились за более чем пятьдесят лет, прошедших с момента объявления войны с раком, несмотря на сотни миллиардов долларов государственных и частных расходов на исследования. Диабет второго типа остается бушующим кризисом общественного здравоохранения, не подающим признаков ослабления, а болезнь Альцгеймера и связанные с ней нейродегенеративные заболевания преследуют наше растущее пожилое население, причем эффективных методов лечения практически не предвидится.