Овертайм

Неожиданно Рид надевает свою футболку на меня и, крепко прижав к себе, опускается со мной на кровать. Он перекатывается, и я оказываюсь на другой стороне кровати, уткнувшись ему в грудь. Его рука по-прежнему обнимает меня за талию, а его твердая эрекция упирается мне в живот.

— Уже поздно. Поговорим завтра, — хрипло произносит он.

Я шумно выдыхаю и поднимаю на него глаза. Рид пристально смотрит на меня своими ярко-голубыми глазами, кромка которых сейчас практически синяя от возбуждения. Он тяжело дышит, и я не могу себе представить, какая у него выдержка.

Гребаный хоккеист.

Рид кладет свою голову на мою, прижимая меня сильнее к своей широкой груди. Я утыкаюсь носом ему в шею, жадно вдыхая его запах, смешанный с запахом виски, и проваливаюсь в сон.

***

Просыпаюсь от яркого луча солнца, озарившего мое лицо. Своей рукой я крепко обнимаю обнаженный торс мирно сопящего рядом Рида. Мои губы раскрываются в глупой улыбке от осознания того, как приятно просыпаться с ним рядом.

Медленно, стараясь на разбудить его, сажусь в постели, пытаясь прикинуть, который сейчас час. Мой телефон остался в сумочке внизу, а в этой комнате нет часов, так что я даже примерно не представляю, сколько мы проспали.

Спала я, на удивление, хорошо. Видимо, аромат перегара, висящий в воздухе, одурманил и меня.

Сегодня вечером я улетаю в Австралию на три недели. Моника пришла в бешенство, когда по дороге домой я позвонила ей и рассказала про отказ от участия в «Ледяных танцах». Но уже через несколько минут перестала на меня орать и послала меня… прямиком в Австралию. Так что нужно поднять задницу и собрать вещи, если не хочу погибнуть от длинный ногтей одной дьявольской брюнетки.

Тихо встаю с кровати, обхожу ее и наклоняюсь, чтобы подобрать с пола свое платье. Затем на цыпочках направляюсь к двери.

Когда дверь бесшумно закрывается за мной, делаю шаг в сторону, поднимаю голову и встречаюсь глазами с выходящим из своей комнаты Эштоном.

Чудненько.

Резко останавливаюсь и замираю, пойманная на месте преступления.

— Который час? — произношу первое, что приходит в голову.

Брат усмехается, окинув меня взглядом с ног до головы.

— Половина десятого. Выспалась? — ехидно интересуется он.

— Ага, — мычу я и залетаю в свою комнату, чтобы привести себя в порядок.

Через пятнадцать минут я захожу на кухню, где Эштон печет овсяные оладьи с яблоком. Я узнаю это по потрясающему запаху корицы, витающему в воздухе.

На мне по-прежнему футболка Рида, которая пахнет им, и которую я ни за что не сниму. Буду ходить в ней вечно. Нужно добавить в завещание пункт, чтобы меня и похоронили в ней.

В ожидании допроса сажусь на высокий барный стул, обтянутый черной кожей, который стоит у кухонного островка. Но Эштон молчит.

— Эм.. — у меня не получается произнести что-то внятное, поэтому я мычу. — Ничего не хочешь спросить?

Брат медленно поворачивается и, скрестив руки на груди, произносит:

— Ты должна понимать, что я убью его, если он тебя обидит.

— И я помогу тебе закопать его труп, — нервно усмехаюсь я и вижу, как плечи Эштона расслабляются. — Можно даже прямо здесь, у него ведь участок размером с целую страну. Никто даже не узнает.

Брат молча кивает и едва заметно улыбается.

— А как все прошло с Тиджеем? — Эштон подходит и ставит передо мной тарелку с оладушками, политыми кленовым сиропом.

— Все пошло не по плану. Мы больше не участвуем в съемках ледяных танцев, — откусив оладушек, с набитым ртом произношу я.

— Почему?

— Потому что им наплевать, как мы будем кататься. Их интересуют только рейтинги их шоу, которые они хотят поднять за счет наших с Тиджеем отношений.

Эштон замирает с лопаткой в руке и поворачивается ко мне.

— Ты и Тиджей?!

— Господи Боже, Эштон. Они хотят, чтобы мы делали вид, что мы вместе. Но Тиджей взбесился и снял нас с участия в шоу.

— Доброе утро, — хриплый голос Рида, появившегося в дверях кухни, заставляет меня вздрогнуть.

Когда мои глаза встречаются с его, то все тело дрожит, словно сквозь него только что прошел электрический разряд. Его мокрые после душа волосы взъерошены. Из одежды на нем только серые спортивные шорты. О, и он без трусов. Потому что шорты так низко висят на его бедрах, что если их немного потянуть вниз, то..

Твою мать.

Господи Иисусе!

Я на кухне. Мой брат стоит напротив меня. Мне нельзя возбуждаться!

— Доброе утро, — буднично произносит мой братец, доставая из кухонного ящика тайленол и протягивая таблетку Риду, которую тот глотает, взяв со стола бутылку минеральной воды. — Какого хрена ты вчера так упился?

— Эй, полегче. Твоя сестра в мизерном лоскутке ткани села в тачку какого-то мудака и уехала. Бутылка виски спасла меня от самоубийства… Или убийства одного смазливого кумира малолеток.

Эштон усмехается и, ответив на звонящий телефон, выходит из кухни.

В изумлении округляю свои глаза и пристально смотрю на Рида, приоткрыв рот. Он что, серьезно произнес это при моем брате?!