Овертайм

В Нью-Джерси я тоже ходил на футбол. Вячеслав Иванович Колосков отвечал за играющую у нас подгруппу (норвежцы, итальянцы, мексиканцы) как вице-президент ФИФА. Он мне выдал билеты в ложу, где сидели знаменитости, такие как Генри Киссинджер. Итальянский премьер-министр появился на полуфинале, который тоже проходил в Нью-Джерси. Один раз со мной пошел на футбол и Гарри Каспаров. Люди в этой ложе сидели серьезные, все в галстуках, а я, по-американски, в шортах (жарища была страшная), в летних сандалиях, в маечке. Иногда снимал майку, загорал. И чувствовал себя довольно-таки неплохо. Целый ряд, который отводился Вячеславу Ивановичу, пустовал наполовину, там можно было даже разлечься. Одно дело — лететь через всю страну, потом плеваться, совсем другое — находясь дома, иметь возможность подъезжать на машине к стадиону, потому что в Америке это большая проблема — парковаться около 80-тысячного стадиона.

Я побывал на настоящем празднике: тут и футбол был классный, и вокруг творилось что-то невообразимое. Норвежцы ходили по асфальту на лыжах, в шлемах викингов с рогами. Мексиканцы отплясывали в сомбреро народные танцы. Люди представляли по полной программе свою нацию. Самые приятные впечатления оставил этот отрезок чемпионата мира по футболу.

Жизнь после горечи поражения в полуфинале Кубка Стэнли стала налаживаться. В августе состоялся первый Кубок «Спартака», которым я горжусь — все же создал традицию, в Москву приезжают профессионалы и не рвется связь между лучшими игроками родного хоккея и его поклонниками. А главное — мальчишки в России могут видеть живьем своих кумиров.

Сезон 1994 года начался с локаута.

Глава 7 Лада и Анастасия

1982 год, лето, конец отпуска. Еще в конце прошлого года узнал, что Вагиз Хидиатуллин с женой переехали в наш дом и мы оказались соседями. Жили рядом, но я никогда не встречал ни его, ни ее, потому что все время торчал на сборах. Дом наш заселялся как спортивно-армейский, и жили в нем и гандболисты, и волейболисты, и хоккеисты, и футболисты. Все друг с другом как-то, но были знакомы, многие дружили, и когда какое-то событие происходило — день рождения или кто-то выиграл турнир, — победитель или именинник обзванивал соседей по телефону, и все, кто оказывался дома, — собирались вместе и отмечали праздник.

Дом этот стоял и сейчас стоит на Фестивальной улице. Однажды, когда я сидел у себя в однокомнатной квартире, Женя Чернышов, известный гандболист, пригласил меня на какое-то семейное торжество. Там я впервые и увидел Ладу. Нас познакомили, сказали мне, что это жена Хидиатуллина. Когда вечер у Чернышовых кончился, полкомпании спустились вниз, попить кофе, к Ладе. Спустился и я, поговорил с ней о чем-то, ничего не значащем, сидя со всеми вместе за столом.

Такой красивой девушки, как Лада, я прежде не встречал. Возможно, это была любовь с первого взгляда, трудно сказать, но я таких чувств никогда не испытывал. Случались до того вечера всякие знакомства и встречи, но тут я впервые сразу понял, что без этой девушки жить не смогу. Сидел я у Лады допоздна, потом все разошлись, и я ушел к себе. Через пару недель случайно встретились на лестнице, я куда-то шел на свидание, мы о чем-то поговорили. Лада сказала, что вечером к ней приедут друзья и подружки, и пригласила заходить в гости, если скучно. Я вернулся, посидел немного дома, а потом позвонил в ее дверь…

Мы стали встречаться, наверное, это судьба. Вагиз уехал на чемпионат мира в Испанию, поэтому мы виделись часто, и я влюбился по уши. Мне весной исполнилось 24, подобных отношений у меня еще не было ни с кем, любовь для меня существовала как абстрактное понятие. С шестнадцати лет я жил на сборах, полностью оторванный от мира. Были влюбленности в каких-то школьных подруг, но это теперь казалось далеким и смешным. Сборы, разъезды, все время хоккей, мимолетные встречи, но без настоящих чувств, во всяком случае таких, какие я вдруг в себе обнаружил. Конечно, наши встречи с Ладой выглядели некрасиво, но я никогда не был не то что другом, но даже близко не был знаком с Вагизом, только здоровались, когда сталкивались в клубе, и, конечно, я знал, что он великолепный футболист.

Ситуация складывалась с каждым днем все сложнее и сложнее, но никакого жизненного опыта, тем более такого рода, у меня, понятно, не имелось. А с собой я ничего поделать не мог. Тем более понимая, что Лада тоже испытывает ко мне ответное чувство.

Времена были непростые, и что тогда означало общественное мнение, сформулированное парткомом, многие еще помнят. Меня только-только выбрали капитаном ЦСКА и сборной. Это огромная честь, я понимал, что наша история может зачеркнуть не только мою капитанскую карьеру, а, возможно, и хоккейную тоже, но человеческое начало во мне победило советское и армейское воспитание.