Овезберди

В процессе этого обстрела одна пуля смачно врезала по скале, отрикошетила от неё, закрутилась, как циркулярка, и пошла вертикально вверх над постом, завывая как вьюга в стихах Александра Сергеевича. Обычно пули после рикошета разлетаются горизонтально. Они улетают от тебя, воют в воздухе, и этот вой потихоньку растворяется в далёких далях. А данная пуля пошла вертикально вверх. Сначала её вой затихал, затем она перевалила верхнюю точку траектории и пошла вниз. С нарастающим воем.

— Нифига себе! Будто по чьей-то смерти поёт, — подумал я.

— Товарищ прапорщик! — С Третьей точки раздался голос Манчинского. — Чарыева убило!

Конечно же, теперь ни о каком мотке проволоки не могло быть и речи. Мы все, кто был свободен от дежурства, кинулись на Третью точку. Может быть, ещё не убило, может быть, ещё можно спасти?

Когда прибежали, то стало понятно — уже не спасти. Пуля от ДШК влетела в бойницу АГСа, стукнулась в скалу, закрутилась с бешеной скоростью и попала Овезберди в основание черепа. Позвоночник превратило в белую труху и раскидало мелкими белыми крошечками по внутреннему убранству СПСа. Весь СПС оказался забрызган кровью и засыпан крошевом от позвоночника. Овезберди лежал на песке с разнесённым затылком, из жуткой раны на песок вылилась огромная лужа густой тёмно-красной крови.

«Ну, жопа! Полная жопа!» — Других слов я не подумал, потому что их не было. Лучше бы я согласился «поехать» в Мариштан. Мы бы с ним ушли с Третьего поста и пуля бы в него не попала. Пусть бы мы замучились поднимать на Зуб моток проволоки, но Овезберди был бы жив.

Почти мгновенно прибежал Хайретдинов с автоматом, скомандовал:

— Так, взяли бинт и перевязали его!

— Зачем, товарищ прапорщик? — Мы выкатили на Хайретдинова удивлённые лучпарики. — Бинты мёртвых не воскрешают.

— Знаю. А в штабе этого могут не знать. Скажут — хрен оказали помощь солдату, и он погиб от потери крови. Так что, бинтуйте. А я пойду по рации докладывать.

Манчинский разорвал ИПП, начал прибинтовывать на место практически оторванную от человека голову, я взял лопату и пустой цинк от АГСовских гранат. Вы не представляете, как воняет на жаре свежевытекшая из человека кровища. На неё тут же стали слетаться мухи и осы.

В полном офигении я собрал кровь Овезберди, набрал полный цинк. То есть, за пару секунд из него вылилось 5 или 6 литров, даже если бы его немедленно положили на операционный стол в реанимации, то никакие врачи ничего не смогли бы сделать. Тем более никто не смог бы соскрести со скал разбитый в мелкое крошево позвоночник.

С цинком в руках я горестно потопал с поста. Надо было похоронить кровь боевого товарища. Не оставлять же её мухам и осам.

Пока хоронил за постом кровь Овезберди, нечаянно столкнул с горы небольшой камень. Он полетел по склону, сорвал поставленную на растяжку гранату. Хлопнул запал. Я понял, что произойдёт через четыре секунды и залёг за скалу.

— Крррак! — Разорвалась стоявшая на растяжке «эфка». По звуку я понял, что стояла именно она.

После разрыва я встал из укрытия, вытянул в сторону поста шею с головой и крикнул на всякий случай:

— Пацаны, не стреляйте! Это я сорвал гранату!

Потом крикнул ещё раз, после этого взял лопату, доделал печальное дело и двинулся с лопатой на пост.

— А ну, стой, гад! Руки вверх! — Заревел из камней голос, который в Хисараке знали все. Потому что, это был голос Хайретдинова.

— Товарищ Прапорщик! Не стреляйте! Это я! — Какое счастье, что Хайретдинов задумал взять душмана в плен, а не пристрелить его. Если бы не это обстоятельство, историю про Зуб Дракона рассказывал бы кто-нибудь другой.

— Химик странный, опять ты?! От тебя одни неприятности! Как ты уже задолбал! А я думал — вот он, мой орден, вот он, мой пленный душман!

Потом за Овезберди прилетел вертолёт.

Штабные работники снова написали в посмертной записке какую-то ерунду. Ущелье Пьявушт находилось от нас за рекой Панджшер, Овезберди погиб не там, а на Зубе Дракона. И я не знаю, на сколько боевых операций он сходил за свою воинскую службу. На Зуб Дракона он пришёл с должности водителя походной кухни. И погиб…

Не представляю, что должен был чувствовать после этой истории капитан, замполит батальона. Ссылка бойца-водителя получилась какая-то неоправданно надёжная и жестокая. Надёжней, чем в сапёры.