Овидий

Слышу его, уже храпит. Ладно, пускай спит. Пытаюсь подняться. Болит в боку, задираю изодранную рубаху. Всё в ссадинах и в царапинах. Ребро похоже сломано. Лицо опухло. Несколько засохших кровоподтёков.

И это я ещё легко отделался. Может у меня регенерация.

 - Мелкий, у тебя что-то из еды есть.

- Да, - отвечает он, не открывая глаз.  – Я рыбки наловил.

Ну рыбка, так рыбка. Взял её - она ещё шевелится.

«Блин не умею я есть сырую рыбу. Представим, что это суши».

Закрываю глаза и изо всех сил кусаю её за голову. Она бьёт хвостом меня по щекам, а я знай себе, грызу. На вкус как селёдка малосольная. Фу не могу её есть, глянул за борт, там какой-то цветочек, то ли лилия, то ли кувшинка, я их не отличаю.Сорвал и съел его, противная штука, да ещё и щиплет язык. Сейчас бы чего нормального. Над головой снова пролетает птеродактиль. Это не канон. Обидно за старые герои три. Вот что они превратились.

Снова толкаю мелкого.

- Может, чего-то в твоём котелке сварим.

- Можно, - отвечает он. – А можно и черепаху в собственном панцире.

«Точно! Черепаху». - Понимаю я. Осталось только поймать её. Потому как аппетит у меня такой – один три черепахи бы съел, прямо с панцирями.

Беру весло и начинаю медленно грести вперёд. Приятно хлещется вода, летают разноцветные бабочки. Может песню запеть. А какую я знаю песню?

- Из-за острова на стрежень на простор речной волны, выплывают расписные Сеньки Разина челны! – рву я горло. Макл спит, ему мои песнопения не мешает. Хуже другое – я знаю только одну строчку этой песни. Мучительно вспоминаю другие песни. Современное не напоёшь. В таких ситуациях начинаешь ценить народное творчество.

«Вспомнил!»

- Нас извлекут из-под обло-омков, поднимут на руки каркас! – чёрт, как же там дальше. У меня память, что у ракушки. А вот вспомнил! - и дорога-а-я не узна-а-ет, какой у парня был конец! – Особое ударение на слове «конец», конечно. Если бы не «Конец» в жизни бы не запомнил текст этой песни. Жалко, что помню я только один куплет. Зато его можно петь хоть десять раз подряд, и почему-то при этом каждый раз смешно. Главное по громче так орать слово «Конец».

- Нас извлекут из-под обло-омков, поднимут на руки каркас… и дорогая не узнает, какой у парня был «Конец»! – поле десятого исполнения начинаю ржать. Я в рыцарской перчатке плыву с полуросликом по реке, вокруг какие-то динозавры, а я пою про «Конец» какого-то парня, о котором не узнает дорогая. Или там в тексте про «конец» танкиста поётся. Ну, с парнем-то однозначно смешнее.

 От смеха болит в боку. Руки уже покрылись кровавыми мозолями от постоянного махания мечом. Вёсла в них ложатся как влитые. Пытаюсь убедить себя, что сижу в гидрокостюме в «кресле стоматолога» и тестирую какую-то там приставку. Но сам не верю в этот бред. Я сэр Овидий, путешествую по болотам вместе со своим другом полуросликом Малком. А кем я был в прошлой жизни уже без разницы. И то, что я это помню - лишь досадная случайность.

«Звучит смешно, но я же реально не из этого мира, и мне надо вернуться в свой», - приходится себя убеждать, чтобы окончательно не утратить рассудок. Болото воняет и булькает, то тут, то там мелькнёт «акулий плавник». Зверинец тут самый разный: от жутких насекомых до динозавров. Что там плавает в воде – я вчера на своей шкуре испытал, поэтому каждый раз с опаской выглядываю за борт.

«Интересно? А куда мы плывём. Мелкий проснётся – спрошу его». Я ещё понимаю, от кого мы бежим – но куда, так и остаётся для меня секретом.

Малк проснулся. Потянулся и сел, на меня смотрит. До чего же мало спят эти полурослики. Или это его так в армии намуштровали.

- Куда ведёт река? - смотрю по сторонам, это место мне всё меньше напоминает реку.

- В рикшезианскую трясину. Там обитают ящеры и прочие болотные племена.

- Это те, которых мы под Дель-Галадом рубили.

- Типа того. Но ящеры это мелочёвка, гораздо хуже будет, если мы встретим рикшезианскую гидру. Гидра это…

- Да знаю я, что такое гидра – громадная змея с шестью головами. Под нами что-то проплывало. Может это была гидра?

- Неее, - отмахивается полурослик. – Была бы то гидра – наша лодка бы наверняка перевернулась. Гидра, когда плывёт, гонит на собой волну почти с меня ростом, а после начинает кружить под перевёрнутой лодкой и вылавливать тех, кто в ней был, против неё меч побольше нужен, - кивает на раздолбанный бастард. – Но думаю, гидру мы не встретим, её редко кто встречает.

«Редко встречается или редко остаются в живых свидетели этой встречи?».

Подгребаю к суше. Перед самым берегом, спрыгиваю в прибрежный мул. Вытаскиваю лодку. Малк свои обязанности хорошо выучил и сразу бежит собирать хворост. Я осматриваюсь. На дереве надо мной сидит тропическая птица с громадным жёлтым клювом. Съедобная она или нет. Я так думаю: раз не боится – значит несъедобная. Вспоминаю слова Малка о черепахах. Нахожу на дне лодки нечто похожее на сеть. Воспоминания о том, как меня вчера поймали подобной сетью и протянули за лошадью.