Овидий в изгнании

Мужик, между тем, скандалит. Опозорю, говорит. На весь свет ославлю. Где историческая аутентичность? Срам! Еле-еле его успокоили, заткнули рот макаронами с сахаром за счет заведения, а там временем менеджер по историческому продукту говорит Денису Ивановичу: отправляйся, Денис, и ищи. Он говорит: где? Они уж лет двадцать как со стапелей сошли! Менеджер говорит: где хочешь ищи. Есть же где-то стратегические запасы отчизны, тушенка и сгущенка на случай упреждающего ядерного удара вероятным противником, — там и бычки должны быть. Денис, пока еще над миром ходят тучи, не может того быть, чтоб где-то государством не был спрятан бычок! Найди это место, Денис! Час тебе сроку, пока клиент макароны засасывает!

И Денис Иванович вышел на улицу. Луна скользила в бегущих тучах, и пустой троллейбус нес свой внутренний свет вниз по улице, как аквариум с подсветкой, скользящий к краю стола. Денис Иванович вздохнул и пошел. И неизвестно, где он был и что делал, только через сорок пять минут, бледный, он вошел со служебного входа и поставил перед менеджером на стол банку бычка, и руки его были ссажены в кровь; и тот, заглянув в его человеческие глаза, в которых, как образовательный диафильм, застыла история исканий, ничего не сказал Денису Ивановичу, лишь сжал его родные, окровавленные пясти и, вызвав повара, распорядился насчет банки.

Повар-смеситель сказал практикующему официанту:

— Из банки заранее доставать — фэншуй плохой. Делаем так. Поднос возьми. Вон там в углу комплект «Социалистической индустрии» за восемьдесят третий год: первую полосу оторви неровно так, разложи по подносу. Передовица «Социалистической индустрии» замедляет поток Ци. В этот угол сольцы насыпь, портрету вдоль рта и на глаза, чтобы смягчить эффект присутствия; подавать будешь этим углом на север. В противоположный угол яйцо крутое. Это продукты Ян. В центр бутылку пива, это продукт Инь, а ее блестящая поверхность в совокупности с осевым расположением соли и яйца заставит энергию Ци вращаться вокруг подноса. В западный угол ставим банку бычка. Бычок — это Ян рыба, идущая вверх по течению, чьи качества, однако, ослаблены тем, что он приготовлен не способом копчения. Банку вскрываешь на глазах клиента. Насыщенный красный цвет, внезапно появляющийся в западном конце композиции, придает столу романтический Ян оттенок. Со вскрытием уложиться в пятнадцать секунд. Успеешь? Должен. Вперед.

Мужик, меж тем, переварив сладостные макароны, поглядывал на часы с поползновением к диффамации. И тут человек с выстраданной гордостью в глазах ставит эту космогоническую поэму на стол и за двенадцать секунд вскрывает крышку из танковой брони, и оба смотрят, как следом за открывалкой проступает красная ртуть из-под рваного металла; минута всемирного молчанья, как между Пьером Безуховым и маршалом Даву, и официант спрашивает: «Вилкой будете или традиционно?» И мужик, сглотнув накатившую в горло историческую память, говорит: «Традиционно». И начинает традиционно.

Заметим, что все были на нервах и руки у всех дрожали. У официанта, разумеется, тоже, поскольку честь заведения — это и его честь. И потому, неся остатки бычка от клиента, он немного пролил на пол от его томатов. И никто этого не заметил. Пока.

Пока классически красивая девушка не пошла этой дорогой, неся на подносе картофельное пюре с котлетой и подливой оранжевого цвета и глядя перед собой безмятежно-улыбчивым лицом. Никто и заметить не успел — все обернулись лишь на шум… поднос с жестяным звоном вращался по полу вокруг одной туфельки, пюре с котлетой так и не нашли, а кровавый росчерк от бычка на полу ударял в задние двери, и они еще хлопали друг о друга.

Глава третья,

в которой прекрасная юная дева садится на ладью, пасечник морализирует, а Генподрядчик недоумевает

Идеальной красоты, таким образом, больше нет — и где она, решительно неизвестно.

Тогда менеджер говорит Денису Ивановичу:

— Денис, иди искать ее. Пока не найдешь — не взыщи, назад не пущу.

Денис Иванович, дело подневольное, вышел во двор. Все осмотрел — нет. На улицу вышел — даже намеков нет. Тут у него родилось подозрение, что она, скользнув на бычке, с разгону нырнула в мусорный бак и ее успели вывезти.

— Когда надо, — высказался он, — их не дождешься. Клиенты ели-ели — не доели, повар ел-ел — не доел, сын его второгодник ел-ел — не доел, собака его побрезговала. Чем она побрезговала, все налицо, второй месяц как на выставке поп-арта, берите что кому глянулось. А когда не надо, когда, может, надо подождать, чтобы человек собрался с силами, преодолел себя и вылез из мусорного бака — нате пожалуйста, налетают, как ястребы, рвут тело белое, крупитчатое. И где брать ее теперь?

Весь этот монолог произнес он в глаза ясному месяцу, стоя средь дороги, а потом махнул рукой и пошел куда глаза глядят.