Овидий

В поэме «Георгики», описывая непреодолимость любовного чувства, подчиняющего себе все живое, Вергилий приводит миф о Леандре и Геро:

Так же и юноша тот, в чьих жилах любовное пламя
Ярко горит, в темноте, в полночное время глухое
В шуме бури плывет по волнам разъяренного моря.
Небо грохочет над ним, гудят, разбиваясь о скалы,
Волны морские, но зря отец и мать его кличут.
Дева тщетно зовет, готовая вместе погибнуть.
(Георгики. III, 258-264)

К этому-то сказанию и обращается теперь Овидий, найдя особенного, прославленного только любовью героя, пожертвовавшего жизнью ради страсти.

Геро и Леандр охвачены глубоким взаимным чувством, и юноше не нужно, как Парису, добиваться взаимности. Он пишет послание Геро во время бури, мешающей ему приплыть в Сест, и отправляет его с кораблем, дерзнувшим отплыть от спасительного берега. Главная мысль послания, повторяющаяся в разных вариантах и становящаяся лейтмотивом письма, — это мысль об особой значительности любовного чувства, позволяющего бросить вызов богам и грозной стихии моря.

Первая половина письма посвящена воспоминаниям о первом свидании и первом плавании по ночному морю. Леандр вспоминает, как, сняв на берегу одежду, он отбросил и страх перед стихией моря, а ночь была ясной, и луна, серебрившая морскую гладь, как дружественная спутница, сопровождала влюбленного, просившего ее о помощи. Леандр напомнил богине о ее собственной страсти к прекрасному Эндимиону. Однако в его словах прозвучала гордыня, своего рода «превышение меры», недопустимое для смертного. В самом деле, он назвал свою возлюбленную Геро богиней, такой же прекрасной, как и сама Луна:

К Эндимиону любовь твое сердце смягчила, богиня.
Будь благосклонна: мой путь к тайнам любви освещай,
К смертному ты, божество, когда-то на землю спускалось.
Я же к богине, прости, нынче по морю плыву.
Что мне о нравах сказать, достойных жительниц неба,
Не уступает она им и своей красотой.
Кроме нее, ни одна не сравнится с тобой и с Венерой,
Если не веришь, взгляни с неба сама на нее.
Так же, как меркнут созвездья при свете твоем серебристом
В час, когда в ярком венце полным сияньем горишь,
Так и она превосходит всех женщин своей красотою.
Коль не согласна со мной, значит, слепа ты, Луна!8
(XVIII)

Леандр даже осмеливается назвать богиню слепой и сравнивает ее любовь к Эндимиону со своей любовью, любовью смертного к «богине» Геро. Все это не может не оскорбить небожителей, но пока, в эту первую ночь, блистающая Луна благосклонна к смелому пловцу, и море спокойно, благоприятствуя ему:

Волны, сребрясь, отражали сиянье лунного лика,
И молчаливая ночь светлой казалась, как день.
Тихо, ни звука кругом, лишь легкие слышались всплески,
Это я рассекал море ночное, плывя.
Да зимородки одни, о любимом помня Кеике,
Жалобой нежной своей вторили всплескам волны.
(XVIII, 77-82)

Однако в этом спокойствии уже чувствуется трагическое дыхание недалекой бури. На него намекает упоминаемая здесь жалобная песня зимородков (галькионов), птиц, в которых, согласно мифу, были превращены Кеик и Альциона, так же преданно, как Геро и Леандр, любившие друг друга. Кеик, о котором рассказывается в «Метаморфозах», погиб во время бури, должен погибнуть и плывущий ныне по еще спокойному морю Леандр. На трагический конец указывают и повторяющиеся там и тут упоминания о гибели юной Геллы, упавшей с золотого барана, на котором она спасалась от злобной мачехи вместе с братом Фриксом, в море. В честь погибшей и пролив, по которому плывет Леандр, носит зловещее для юноши название Геллеспонт. Упоминается в послании и имя Икара, также погибшего в этом море.