Овладевание

Омут сотрясся от мгноголосого рёва. Сотни тыся глаз пылалии красным пламенем фантической веры. Веры в его слова. Они клокотали, они были крыльями, они топорщили перья. Они были готовы. Пройдёт совсем немного времени и Богиня будет лишь для них, и главное, для него, старого Ашраинтраг, который верой и правдой служил ей всю жизнь. Аккуратными движениями шаман развернул тряпицу и водрузил содержимое в центре алтаря. Рядом легли неказистые украшения. Какой умелец создал их, старик не знал. Но сейчас это было не важно. Это лишь блёклая оболочка, которая нужна ему сейчас. Злостное клокотанье стихло, оставив лишь ветру трепать перья. Скайсисы прислонились клювами к резным деревянным амулетам, и застыли в немой молитве. Даже Король, даже его, Ашраинтрага, ученики. Сейчас был лишь он, он и тысячи копошившихся внизу крысёнышей. Они станут его едой. Все до единого. Верховный шаман, мудрейший из всех великих птиц расправил дрязлые крылья, покрытые церемониальными одеждами и задрав клюв к небу закрыл глаза. Из его старого горла стали вылетать абсолютно неестественные звуки. Понять что поёт старик не мог никто. Даже Король, получивший великую честь стоять рядом с ним в такой час. Но каждый почувствовал, сердцем возможно, смысл. Глубокий, незыблемый вечный. Даже голые крысы внизу закопошились. Ашраинтраг чувствовал их, каждого. Ведь они станут жертвами. Да, сегодня он принесёт самое большое жертвопреношение Богине за всю историю. И сам вознесёться до уровня Бога! От каждого оберега оторвалась тоненькая голубая нить. Они плыли сквозь воздух к поющему на гортанном языке шаману. Оплетали его и впивались в чёрные как сама ночь камешки. Разгораясь всё сильнее и сильнее. Завыл ветер, заплясало пламя в факелах, один за другим угасая. Так могло продолжаться вечно, но Ашраинтраг прервал страшную песню, открыл обезумевшие от сосбтвенного могущества глаза и крутанувшись вокруг своей оси взмахнул крыльями. Голубой водоворот постепенно закручивался в Омуте Новорожденного, делая похожим тот на большое неспокойное озеро. Покрывшиеся плёнкой глаза мудреца увидели, как голубые копья в пиваются в разбегающихся крыс. Жалкие создания тряслись, пронзённые силой веры скайсисов, а через миг обращались в прах, прибывая в страшный водоворот. Она придёт, он слышит Её. Она уже здесь! Жизни тысячи малоросликов, жизни тысяч скайсисов, сейчас в его лапах. Внезапно водоворот дрогнул, проганяя прочь наваждение. Из голубого он стал чёрным с отливам красного. Страшным поток оно ринулось вверх, закручиваясь и выходя из-под контроля. Ашраинтраг скривился, но не сдавался. Крысиные жизни пылали яростью, они жаждали мщения, но куда уж этим ничтожествам до сил верховного шамана и его подданых. Вихрь разрастался, на мгновение старик разглядел, или почудилось, внутри очертания. Взгляд тяжёлых глаз, вовсе не благодарных или хотя бы сочуственно понимающих, нет, они пылали яростью, невероятной яростью. Старая птица не отступалась. Он сделает Богиню только для них. Лишь для них одних будет открыт весь мир, благодаря ей. Водоворот дрогнул и накринившись ринулся прямо на шамана. Его глаза удивлённо расширились. Что же происходит? Такая пустота вокруг. И тишина… Мелкнул взгляд, старик лишь почувствовал его. Иглы боли впились в каждый нерв, разрывая его, давя, уничтожая. Шаман открыл клюв и что-то прохрипел. Лишь через несколько мгновений, во тьме время течёт наверняка иначе, слова были услышаны:

— Ведь мы любим тебя…

Вихрь полностью поглатил шамана, раздробив постамент. Король сгинул следующем. Чёрные щупальца впивались в застывших в трансе скайсисов, давя их волю. Уничтожая их сознание, забирая их жизнь. Прошло всего несколько мгновений, а от собравшихся остались лишь выле ошмётки церемониальной одежды и обгоревшие перья. Чёрный вихрь расширил границы Омута на приличное расстояние, но словно и не собирался останавливаться на этом. Он ревел, бушевал, хлестал по воздуху чёрными плетями. И в этом мраке пылало лишь три голубых огонька. Словно огоньки надежды. Вихрь закрутился ещё быстрее, ещё неистовей, а потом сжавшись, взорвался. Этот удар сотрёс весь мир. В каждому лесу встрепенулись птицы. Под землёй закопошились кроты. Люди, ещё живущие маленькими комуннами попрятались в пещерах. Всерозрушающая мощь не оставила от великого леса Скайсиса и следа. На месте неё теперь, как шрам на личике мира, красовалась чёрная пустыня. И лишь слабый клокочущий голос ещё долго эхом шёл по миру:

— Ведь мы любим тебя…

Когда я разлепил веки, солнце уже перевалило за полдень. Голова трещала, а в ушах до сих пор эхом отдавались дикие крики тысяч и тысяч птиц. Солнце палило весьма несчадно, и пришлось жмурясь встать и потянуться ещё раз, ну ради профилактики. Шарлотта уже сидела перед потухшими углями костра, с отрешённым видом перебирая их обломком палки.

— Ты стонал во сне, — мягко произнесла монашка и подняла на меня взгляд.

— Всего лишь кошмар, — отмахнулся я, — не в первый раз.