Овод (СИ)

– Человек, который убил сына Мерханова, является мужем дочери Островского Константина Сергеевича, – произношу почти по слогам, немного приврав. Но зятем Глок станет непременно, потому в семье Островских выбор девочек является определяющим. – В тот момент, когда ты отправишь сообщение, Саид бросится искать убийцу своего сына. И найдёт, уверен. Вот только в этом случае любимая доченька оповестит папу, что её мужика обидели. И когда Парето нагрянет к Мерханову, последний не задумываясь выложит, кто слил Глока, – тычу в папашу, намекая, что козлом отпущения станет он. – Прикидываешь масштабы возможного пиздеца?

– Он не приедет в Россию, – убеждает меня или, скорее, себя.

– Он приехал пять лет назад, когда старшая дочь ввязалась в неприятную историю, кстати, защищая своего мужика. И сейчас не останется в стороне. И даже если не приедет лично, поверь, всегда найдётся тот, кто по его приказу подарит тебе пулю. Так что на твоём месте я бы оповестил Саида, чтобы он забыл об этой истории, довольствуясь тем, что у него есть две дочери. Пока есть. Но их может не стать, если он перейдёт дорогу Парето.

В очередной раз прихожу к выводу, что моя деятельность является причиной информированности. Часто пассажиры обсуждают щепетильные вопросы, перемалывают сплетни и делятся деталями, которые, как сейчас, попадают точно в цель. Только ленивый не обсуждал появление Островского пять лет назад, и спустя несколько поездок я знал весь расклад.

Отец возвращается в кресло. Теперь напряжённый и сосредоточенный. Моя задача – отвести людей Мерханова от того, кто выполнил просьбу, иначе на меня приклеят ярлык «недобросовестного заказчика». Глок оклемается, и я не хочу стать его главной целью, как только он сможет держать в руках оружие.

– Допустим, – выдыхает со свистом, – но Мерханов хочет наказать тебя.

– Как он пришёл к выводу, что заказчик я?

– Это, – подсовывает конверт.

– И? У него есть образец моего почерка или там стоит подпись? У Глока спросить не мог, так как не добрался, остаётся только один осведомитель, – не отрываясь буравлю отца взглядом.

– Я бы не слил своего сына.

– Эрнеста – да, меня – легко. Обида всё ещё тебя гложет? – И мы оба понимаем, что я говорю о маме, которая сбежала, оставив живое напоминание о когда-то счастливом браке – меня.

– Факт остаётся фактом: конверт принесли мне. Я могу договориться, отдав Саиду папку из сейфа Васи, но… – берёт многозначительную паузу. – Он хочет девчонку.

– А пулю в лоб он не хочет? – вырывается слишком резко, а внутри взвивается ураган, готовый крушить всё.

– Янис, – понижает голос, что означает – отец приступает к главному, – за несколько месяцев до смерти сына Саид сделал дарственную, передав контрольный пакет акций самой крупной компании, находящейся в его собственности. Вероятно, скорой смерти отпрыска не предвидел, поэтому в дарственной отсутствует пункт, по которому в случае смерти одаряемого имущество возвращается к дарителю. А так как Майя является законной женой…

– Ей достанется эта часть наследства. – А Цветочек становится бессовестно богатой, ничего для этого не предпринимая. Оказывается, катастрофа притягивает не только неприятности. Хотя везением я бы это назвал с большой натяжкой. – Она может написать отказную и не претендовать на наследство покойного супруга.

– Может, но она слишком много знает, а тот факт, что сам Мерханов приложил руку к смерти Потоцкого, делает её ненужным свидетелем. Где гарантия, что девочка не решит свести счёты? Не сейчас, так через десять-двадцать лет пройдётся по семье Саида.

И папаша темнит, потому что такие, как Мерханов, за интересующую их сумму готовы забыть, как зовут родную мать.

– Кажется мне, дорогой отец, ты, не стесняясь, пиздишь. Я знаю, зачем ему дочь Потоцкого: слух о баснословном состоянии Банкира разнёсся по стране. И это куда больше, чем сраная доля в какой-то компании. Его интересует её наследство, а точнее, завещание, в котором прописано, что Банкир оставил счёт, на котором предположительно и находятся деньги. Так что либо Саид наебал тебя, либо ты сейчас наёбываешь меня. Ставлю на второй вариант.

– Своего сына я не подставлю.

– Но не её, – говорю о Майе, которая представляла ценность для отца ровно до того момента, пока не открыла сейф. Её роль сыграна – в утиль.

– Кто для тебя Потоцкая? – откидывается в кресле, приступив к допросу.

– Никто.

– Что будешь с ней делать?

– Наиграюсь и выброшу.

– Значит, никаких чувств?

– Пустое место.

Произношу каждую фразу монотонно, бросая скупые комментарии. Не могу позволить себе роскошь открыться отцу, признав, что Цветок всё же значима для меня. Как только человек, испепеляющий меня взглядом, прознает, что девчонка зацепилась во мне – изничтожит, размажет, испоганит, вырвет с мясом, доставив боль, которая обязательно отрикошетит в маму. Мою боль она воспринимает острее собственной. И ему это известно. Он из тех, кто спустя даже полвека не откажется насладиться агонией человека, посмевшего когда-то отказаться от него.