Овраги

– Это разве дядя?

– А кто, тётя, что ли?

– Ну, он же молодой.

– Ну, мальчик. Но для тебя дядя.

Потом я тоже ем яйцо, которое никак не могу очистить. Скорлупа прилипает к пальцам, сыплется на пол. Папа приносит мне чай в стакане с таким же железным сверкающим подстаканником. Но чай очень горячий, я дую на него изо всех сил и проливаю на стол, за что тут же получаю подзатыльник от мамы. Обидевшись, выхожу из-за стола и усаживаюсь на папину полку, прижавшись спиной к стенке. Прямо напротив "дяди" в болотных штанах. Он читает газету, закину ногу на ногу. На щеке – солнечный зайчик от подстаканника.

– А почему станция называется Африка? – спрашиваю я, набравшись смелости.

Он отрывается от газеты и поднимает на меня глаза какого-то светлого желтоватого цвета.

– Что Африка?

– Ну, станция почему называется Африка? Та, на которой ты вошёл.

– Африканда, – усмехается он, откладывая газету. – Почти Африка!

– Африканда?

– Ага. Чёрт его знает, почему так называется. Наверное, потому что очень жарко летом… – он смеётся громко и звонко, так что мне тоже становится смешно, и я начинаю подхихикивать.

– Жарко – это плюс тринадцать? – включается папа.

– Почему? И тридцать бывает.

– Небось, от мошки деваться некуда?

– Не без этого…

Его зовут Сергей. Он солдат, и в Африканде у него часть. Он рассказывает, что часть – это где стоит казарма – огромное солдатское общежитие, – а ещё ракетные комплексы и самолёты.

– Ту-134? – спрашиваю я.

– Не, – опять хохочет он, – Ту-134 – это же гражданский. А у нас МиГи и Сушки.

– Сушки? – удивляюсь я.

– Ага, Сушки. Су-15. Истребитель.

На краю газеты он рисует мне истребитель: длинный и узкий, как стрела, с широкими крыльями и хвостом, на котором пририсовывает звёздочку. Я тоже умею её рисовать, нас в саду учили. Это просто: сначала пишешь букву "А", только среднюю чёрточку подлиннее. А потом концы этой чёрточки соединяешь крест-накрест с нижними концами буквы "А".

– Молодец! – говорит он мне. – Тоже будешь солдатом!

Конечно, буду! Я тоже хочу летать на истребителе и носить такие же штаны и куртку! Сергей говорит, цвет называется “защитный” или “хаки”. А нужна она для того, чтобы трудно было заметить врагу. Надел форму – и тебя не видно за деревьями или на грязной дороге. Мама отпускает меня с Сергеем посидеть в коридоре на откидном сиденье и посмотреть в окно.

– А мы у тёти в Мурманске были и теперь едем домой, в Горький. Сначала до Москвы доедем, а там пересядем на другой поезд. Но сначала посмотрим Кремль и Красную площадь…

– Здорово!

– А куда ты едешь? – спрашиваю я его, когда мы оказываемся вдвоём.

– На войну…

– Ого! На войну?! А возьмёшь меня с собой? – громко шепчу я, чтобы никто не услышал.

– Ты что, – хохочет он. – Нет, конечно! Ты же даже в школу ещё не ходишь. Тебе сколько лет?

– Шесть будет скоро. А тебе?

– Мне? Девятнадцать.

– Ну возьми, пожалуйста! Я там буду тебе помогать.

Он снова хохочет.

– И как ты будешь мне помогать?

– Ну… я буду посуду мыть и… в разведку с тобой пойду.

– Вырастешь – пойдёшь обязательно.

Я становлюсь коленями на мягкое откидное сиденье, а он поддерживает меня за плечи. Когда я вырасту, у меня будут такие же сильные руки и такая же коротко стриженная голова. Ненавижу свои лохмотья, которые лезут в глаза!

– А с кем ты будешь воевать? С немцами?

– Нет, с немцами уже навоевались… С моджахедами.

– С кем?!

– С моджахедами.

– А где они живут?

– В Афганистане.

– А это где – Афганистан?

– Далеко, в горах.

– Вон там? – я наугад указываю в проносящуюся за окном лесную чащу.

– Вон там, на юге – он машет в ту сторону, куда едет поезд.

На станции мама отпускает меня с Сергеем походить вдоль поезда.

– Только держите его за руку! – наставляет она.

Рука у Сергея – большая и жёсткая, почти как папина. Он говорит, это мозоли от турников. Он каждый день подтягивается по двадцать раз, как и другие солдаты в казарме.

– А много их, солдатов?

– Солдат-то? Да сотни три будет…

Станция большая, вокзал красивый, со шпилем. Это город Петрозаводск. Здесь ходят троллейбусы, а ещё есть большое озеро, к которому от вокзала ведёт прямая улица. Всё это мне рассказал Сергей. У него тут родня. Мы идём вдоль поезда, за дяденькой в оранжевой форме, который стучит по колёсам вагонов.

– Это он проверяет, не сломаны ли они. Иначе придётся менять.

Держа Сергея за руку, я довожу его до самого первого вагона, у которого гудит электровоз. Вдруг он даёт сигнал и трогается. Внутри у меня всё обрывается. Крепко схватив Сергея, я тяну его назад, а сам чуть не плачу.

– Да не бойся ты! – хохочет он. – Без нас не уедут. Сейчас этот отцепят и прицепят другой. И он повезёт нас дальше.

Держа мозолистую руку, я смотрю, как наш локомотив отъезжает далеко-далеко, за столбы и светофоры, за спутанные висящие провода, и вот откуда ни возьмись появляется другой. Он приближается медленно-медленно и, наконец, цепляется своим крюком к первому вагону.

– Я хочу быть машинистом, когда вырасту, – решаю я, когда мы возвращаемся назад.

– Дело хорошее. Будешь меня возить и маму с папой.

– Буду! – кричу я. – Только сначала я хочу на войну!