Овраги

Алехин Петр. Ты два вопроса в один перемешал. Весенняя посевная — вопрос экономический, раскулачка — вопрос политический. Мы кузницу не раскулачиваем. Кузница при нас остается. А кузнецов воспитаем своих. Была бы охота. К тому же с ремонтом шефы обещались подсобить… Из района дано указание — Кабанова раскулачивать, а наше дело — выполнять.

Председатель колхоза Платонов. А ты как думаешь, Катерина?

Суворова Катерина. Я думаю так же, как дядя Ефим. Раскулачку Кабанова затеяли не ко времени. На шефов надежды мало. Обещали доски, гвозди, а где они? Поскольку Петька тут загинал про политику, то ему не хуже меня известно, что нонешнюю колхозную политику народ не больно обожает. Мужики хлеб прячут, скот режут, фининспектора со двора гонят. А как узнают, что мы на Гордея Николаича руку подняли, вовсе смуту затеют. Стеной за кузнеца встанут. Что это за политика: весна на пороге, а мы кузнеца разоряем? Как в хозяйстве без кузнеца? Ты, Петька, чем с Кабановым-то похмеляться да прибалухи зевать, уговорил бы его за стопкой-то в колхоз записаться. А мы определили Гордею Николаичу твердый оклад и платили бы каждый месяц, как на фабрике, деньгами или натурой. И кузницу в неделимый фонд не надо отбирать. На что нам Гордея Николаича дразнить? Пущай кузница при хозяине остается до пришествия полного социализма. Народ возражать не станет.

Председатель колхоза Платонов. Огорчила ты меня, Катерина. Думал, мы с тобой в одну упряжку запряглись, а нет. У каждого своя дорога.

Суворова Катерина. Ну-к что ж…

Председатель колхоза Платонов. Не ну-к что ж, а подумай! Неужели тебе весь век в кулацких хомутах надрываться? Неужели тебя на свободу не тянет?

Алехин Петр. Бегаешь Кабанову полы мыть, так и бегай, коли тебе по душе, а правление с генеральной линии не сбивай. Кто тебе позволил колхозный устав нарушать?

Суворова Катерина. В отдельных случаях можно и нарушить. Устав не военный, а примерный. А мы хозяева.

Алехин Петр. Какие бы хозяева ни были, а в уставе записано, что чуждый элемент в колхоз не допускать.

Шишов Герасим. А самогон пить с чуждым элементом можно?

Алехин Петр. Ты классовый подход с самогоном не равняй. Если я с Кабановым выпью, то после выпивки иду на радио играть, а Кабанов после выпивки идет к попу каяться, а то на кулацкий сход ночью крадется. Я все знаю! В сарае они собирались, все дыры позатыкали, чтобы друг дружку не признать. И Кабанов был там.

Шишов Герасим. Как же ты-то Кабанова во тьме признал?

Алехин Петр. Ты меня на крючок не лови. Не клюну. Я от людей слыхал. И мы тут, к твоему сведению, не меня обсуждаем, а Кабанова, угнетателя трудового крестьянства и кровопийцу, которого правые уклонисты не в первый раз заслоняют от раскулачки.

Шишов Герасим. У меня к тебе вопрос, Петр. Скажи, пожалуйста, чего тебе приспичило именно сегодня объявлять раскулачку Кабанова? Ты как будто нанялся совать нам палки в колеса в самый напряженный момент.

Алехин Петр. Стращаешь? Думаешь, забоюсь? Да я не таких, как ты, голоса лишал! Сколотил в правлении правый уклон, курва!

Дальше Митя, к сожалению, перестал записывать. А мы воспользуемся этим обстоятельством для того, чтобы сделать небольшое отступление и извиниться, что второстепенный персонаж Макун снова нарушает плавный ход нашего повествования.

Часа за два до заседания правления Петр явился к Макуну и вручил очередной сверток для Кузьмича. Макун обозлился, предупредил, что идет в последний раз, переобулся и зашагал по привычному пути.

Встречи с Кузьмичом происходили в старой водяной мельнице, недалеко от поселка «Восьмое Марта». Ожидая Макуна, Кузьмич не терял время даром: лазил со щипцами на стропила, дергал ржавые гвозди.

На этот раз точного, как часы, Кузьмича на месте не было. Стоять и ждать на плотине было опасно. Макун немного подумал и направился в поселок. Дома, в котором обитал Кузьмич, он не знал, а улица, как на грех, была безлюдна. Спросить не у кого. Держась ближе к заборам, Макун опасливо продвигался вперед со свертком под мышкой, проклиная Кузьмича и Петра и свою бестолковую бродячую жизнь.

Через некоторое время жилище Кузьмича, однако, обозначилось. И весьма выразительно. На другой стороне, аршинах в ста от Макуна, отворилась врезанная в полотно ворот дверца, и из нее вышел Кузьмич. Его сопровождал известный всей округе участковый милиционер Иван Ахметович.