Овсянки (сборник)

однажды очень давно — еще в детстве — мы пришли на сухую реку вдвоем — и в ней купались. мы голышом — а коллега в плавках. мы сделались писателями — и не покидаем сухой реки. коллега уехал и ни разу сюда не вернулся — не пишет — зато танцует — танцует жизнь — и колесит по миру. голышом плывущего по сухой реке смерть наградит талантами. жизнь искривит пути — перепутает все карты — даст табуретку и рубль на сигарету — сумасшедших соседей за ширмами — будет скрипеть и ежиться — очевидно потом поддастся — даже еще как — когда лучшие годы будут прожиты — когда останется мало желаний кроме желания посещения сухой реки.

4

на сухую реку существует несколько дорог. первая — на городском транспорте — кроме всегдашнего 33-го автобуса его еще довольно много.

мы сядем к примеру на 1-й троллейбус на улице гагарина — где мы живем. проедем соцгород и выйдем на ленинградской улице — где печальные желто-зеленые сталинки шевелят балконами погибшими от неизвестных болезней — где рюмочные школа и баня — 10-й трамвай с непонятной страшной силой несется на жилплощадку к заводу оргсинтез через изгибы и пустыри — двухэтажные дощатые любимые нами полудома с улицы чапаева хлопают сырым бельем.

можно бы было ехать и дальше — но мы пойдем пешком. улицами писателя вересаева — путешественника пржевальского — ученого циолковского — морского героя челюскина — улицей мариупольской или идущей параллельно с ней карагандинской — улицей певца собинова — улицами о существовании которых кроме самых местных мало кто догадывается в городе — выйдем на сухую реку. дома здесь почти все с калитками — то есть свои.

остальные пути — вдоль реки казань: от прибрежной панельной улицы гаврилова — на велосипеде на лодке или пешком. горбатый мост — самый северный мост казани — самая мистическая наша конструкция — по которой грохочет товарный поезд — отделяет городскую казанку от загородной — пусть условно но в общем-то это так. если на лодке — надо нырнуть под него. если с велосипедом — перелезть через железнодорожную насыпь.

неподалеку от горбатого моста раньше был поселок брикетный — вкрапленный в сладкую жизнь болот — тут когда-то из жижи поднимали торф и прессовали в брикеты — мы здесь родились мы очнулись среди утиных клювов и глаз — блестящей опасной зелени — среди чудовищ (выпивающих всю кровь пиявиц — утягивающих на дно золотисто-заилиных рыбин — и личинок стрекоз способных перекусить человеку позвоночник) — на улице луговая в доме номер один.

сапогами мерили глубину. тонули и удивляли уток. проникали в обгоревшие развалины залитые опасной водой — звали на помощь — молчали от ужаса. по болотам неслись к дому — спасаясь от болотных дядек. кидались камнями — стреляли из лука — теряли обувь — о восторг.

за горбатым мостом — мы знали — начинается всё волнующее — всё другое — за горбатым мостом есть нечто что даже больше чем всё. мы изредка за него заглядывали — прихватив шарлотку и квас. мы слышали от взрослых что перед ним похожая на нас заболоченная деревня савинка и хлебзавод — а за ним укрытое в лютиках небольшое татарское кладбище и секретный аэродром — самолеты идущие туда на посадку постоянно гудели у нас над головами — их можно было легко потрогать — сорвав подлиннее камыш. мы слышали что где-то совсем далеко за горбатым мостом есть сухая река. ни одна живая душа не могла объяснить нам — а что же дальше?

за горбатый мост если плыть на веслах сквозь луга и тесные дачи с лесенками прямо в воду — с дурацкими старыми креслами тут же у воды — с ивами и тополями — с летними запахами и криками — сухая река появится через полтора часа. а если идти обычным шагом — не петляя и сокращая путь — можно и за час дойти. а если на велосипеде — не успеешь как следует разогнаться. то что до сухой реки замучаешься добираться — это нам смешно конечно. а то что нет ничего за сухой рекой — в это мы верить рады.

в казани и ее окрестностях много воды — это нам очень нравится. тугая упругая волга — с запахами неумирающих пятисотлетних рыб. река казань — грустная любовь к которой приобретается лишь через чтение татарского народного эпоса. свияга с поймой в тысячу островов — где хрюкает выпь и колдуют цапли — щекастым браконьерам жестоко выбивают глаза. кама — хвойная наша невеста — камское устье с сорока километрами ширины — с деревнями с луковыми грядками неожиданно уходящими к кромке океана — с городом лаишево на приокеанской горе — где в гостинице летом мы обнимаем подруг из киева — а зимой выпиваем за новый год. много воды подземной. вода изрядно снимает напряжение земли — снимает и уносит — поэтому жить нам гораздо легче чем жителям местностей лишенных больших рек. и среди всей здешней названной и неназванной нами воды — сухая река занимает особое место. конечно мы не скажем что она значимее допустим волги — но точно уж волга не значимее сухой реки. сухую реку всегда имеет в виду каждый настоящий житель казани и пригородов.