Я смотрела на него и улыбалась. Честно, не знаю, люблю ли я этого красивого мужчину или нет. Внутри пульсировало что-то тёплое, приятное и он точно был частью этого. Любовь это? Не знаю.
Вместо ответа я просто подползла ближе и разместилась на мускулистой груди. Торопливо стучал непонятный механизм, пульсация в груди продолжалась, а близкий человек нежно целовал макушку и ласкал пальцами ушки. Мы же вроде совершенно вымотались и выбились из сил? Или… нет? Ах ты хитрюга! Куда полез? У-ух, ты… Нет, наверное, не устали. Я, так у ж точно!
Судя по серому небу над плывущим массивом тёмного леса, окончательно выдохлись мы уже перед самым рассветом. Моя голова лежала на груди Страшилы, а он прижимал меня к себе и это оказалось так чертовски приятно и почему-то очень знакомо. Словно когда-то всё это уже происходило.
— Нужно вздремнуть, — пробормотала я и поцеловала кожу выпуклой груди, где смешались наши запахи. — Давай поспим?
— Давай, — он погладил моё плечо и чмокнул в щёку. — Давай, любимая.
Это было так приятно, что я не смогла сдержать дурацкой улыбки. Потом прижалась так, словно пыталась соединить наши тела воедино.
И уснула.
— Развлекаешься? — поинтересовался щенок и почесал за ухом. Ворона что-то неразборчиво каркнула с ветки и смолкла.
— Подглядываешь? — парировала я и поймала пальцами косички. — Почему у меня такой дурацкий вид?
— Есть причины, — щенок покачал головой, — но сейчас — не об этом. У тебя остаётся ещё раз, после этого и, если ты не сумеешь добраться до конца дорожки, поле разрушит память.
— Поле? — я дёрнула за косички. — Раньше ты ничего не говорили ни про какое поле.
Собачка посмотрела на меня так печально, как могут смотреть лишь на умственно отсталых.
— Нет, ну вот скажи: ты совсем дура? Естественно, не говорил, потому что ты этого не знала. Когда ты уже поймёшь, что разговариваешь сама с собой? Сознание пытается общаться с подсознанием, где заперты все воспоминания. Дорога — ключ.
— А ты?
— Я — твоё желание вернуть память. Возможно, по той причине, что мой образ — часть твоих воспоминаний.
— Что тогда значит она? — я указала пальцем на ворону, которая усердно делала вид, будто ищет клювом что-то под крылом.
— Отрицание. Нежелание возвращать неприятные воспоминания. Проблема в том, что дурные воспоминания составляют одно целое с положительными и можно получить только весь пакет целиком, — щенок помолчал. — Или всё забыть. Но тогда исчезнет та, прежняя ты и останется лишь эта, с неизвестно откуда взявшимися способностями и предпочтениями. Кстати, не желаешь узнать, почему тебе так нравится Страшила?
Я отступила на шаг. Ворона издевательски прокричала: «Кагги Карр! Кагги Карр!» В последнем вопросе ощущалась непонятная угроза. Та самая, которую я ощущала всякий раз, стоило кому-то упомянуть этого, ставшего таким близким, мужчину. Тут, в иллюзорном мире сновидений, я могла открыться самой себе и признаться: да, я любила этого нелепого симпатягу. Оказывается, у этого имелась какая-то причина.
— Я ничего не хочу вспоминать, — твёрдо сказала я и получила в поддержку одобрительное карканье с ветки. — Иди в задницу! Это — моё решение, а не проявление слабости.
— Не хочешь? — щенок наклонил голову. — Вспомни Лесоруба. Возможно он тоже не желал знать правду о своём прошлом, но ты решила резать по живому. Не думаешь же ты, что в ваших случаях такая большая разница?
— Я не хотела, чтобы им манипулировали, — прошептала я. Щенок и ворона молчали. — Он должен был знать, кто его настоящий враг! — и вновь молчание. — Чёрт побери, неужели от этих проклятых воспоминаний зависит моя жизнь?
— Возможно — да, возможно — нет, но даже угодив в ловушку, которую тебе поставят, воспользовавшись провалом в памяти, ты этого не узнаешь. Просто погибнешь сама и подведёшь товарищей. Знание — сила.
Мне захотелось расплакаться, точно я стала той смой девчонкой, в теле которой находилась. У меня имелся выбор, точнее — видимость его. Но я не могла подвести друзей из-за боязни вскрыть набухший гнойник прошлого.
И мне удалось проползти больше половины ненавистной жёлтой дорожки. Уже даже не молнии и град стали на пути: сама земля ходила ходуном, раскалываясь на глубокие трещины, испускающие смрадный дым и вулканический жар. В один из разломов я и свалилась, не удержавшись, после очередного толчка.
Солнце играло листьями деревьев, и я весело неслась по лесной тропке, выложенной яркими жёлтыми булыжниками. Тотошка размахивая длинными ушами, бежал рядом и периодически звонко гавкал, заставляя меня хохотать. Папа щёлкнул нас обоих и по отдельности, сказав, что я на фотках — прямо, как настоящая Элли из сказки. Тотошка не сказал ничего, потому что мы были в обычном мире, где собаки не разговаривают.
Наверное, я сильно увлеклась, потому что даже не заметила, как закончилась рощица и впереди мелькнула оживлённая автострада. Чувство восторга и переполняющей радости замылили глаза ярко-розовым, и я продолжала бежать, вторя смехом громкому лаю щенка.
А потом завизжали тормоза.